Чтоб по слову полководца

Зарядить крылатый гром.

От вождя к вождю обратно

Мчатся быстрые гонцы,

Но иного безвозвратно

Смерть хватает на лету!

Против нас дружины, ужас

Завоеванных земель,

Записавшие победу

С давних лет в свою артель;

Славой блещущие лица

И в главе их - вождь побед,

Гордым солнцем Аустерлица

Загоревшее лицо.

Но бледнеет это солнце

И течет на запад свой,

А взойдет другое солнце

Над пылающей Москвой.

И впервые в грудь счастливца

Недоверья хлад проник:

Так с учителем заспорил

Седовласый ученик.

К острову Святой Елены

Здесь проложен первый шаг,

И Кремля святые стены

В казнь себе усвоит враг.

День настал! Мы ждали битвы,

Все возрадовались ей: Шли давно о ней молитвы Приунывших усачей. И на пир веселый словно Каждый радостно летит, Будь у каждого три жизни, Он всех трех не пощадит. Никогда еще в подлунной Не кипел столь страшный бой: Из орудий ад чугунный, Разразившись, поднял вой; Целый день не умолкает, Извергая смерть кругом; Строй за строем исчезает Под убийственным огнем. Но пылают мщенья гневом Снова свежие ряды, Свежей кровью и посевом Смерть плодит свои бразды. Словно два бойца во злобе, Набежала рать на рать; Грудью в грудь вломились обе, Чтоб противника попрать. Но победа обоюдно То дается нам, то им; В этот день решить бы трудно, Кто из двух непобедим. Крепнет боевая вьюга, Все сильней растет она, И вцепившихся друг в друга Разнимает ночь одна. Грозный день сей Бородинский Им и нам в почет равно. Славься битвой исполинской, Славься ввек, Бородино!..

1869

Ай да служба! ай да дядя!

Распотешил, старина!

На тебя, гусар мой, глядя,

Сердце вспыхнуло до дна.

Молодые ночи наши

Разгорелись в ярких снах;

Будто пиршеские чаши

Снова сохнут на губах.

Будто мы не устарели, Вьется локон вновь в кольцо;

Будто дружеской артели

Все ребята налицо.

Про вино ли, про свой ус ли,

Или прочие грехи

Речь заводишь: словно гусли

Разыграются стихи.

Так и скачут, так и льются,

Крупно, звонко, горячо,

Кровь кипит, ушки смеются,

И задергало плечо.

Подмывают, как волною,

Душу грешника, прости!

Подпоясавшись, с тобою

Гаркнуть, топнуть и пойти.

Черт ли в тайнах идеала,

В романтизме и в луне, Как усатый запевала

Запоет о старине!

Буйно рвется стих твой пылкий,

Словно пробка в потолок,

Иль Моэта из бутылки

Брызжет хладный кипяток.

С одного хмельного духа

Закружится голова,

И мерещется старуха,

Наша сверстница Москва.

Не Москва, что ныне чинно,

В шапке, в теплых сапогах,

Убивает дни невинно

На воде и на водах,

Но двенадцатого года

Веселая голова,

Как сбиралась непогода,

А ей было трын-трава!

Но пятнадцатого года

В шумных кликах торжества

Свой пожар и блеск похода

Запивавшая Москва!

Весь тот мир, вся эта шайка

Беззаботных молодцов

Ожили, мой ворожайка,

От твоих волшебных слов!

Силой чар и зелий тайных

Ты из старого кремня

Высек несколько случайных

Искр остывшего огня.

Бью челом, спасибо, дядя!

Спой еще когда-нибудь,

Чтобы мне, тебе подладя,

Стариной опять тряхнуть!

1832

Где алтарей не соружают

Святой к отечеству любви?

«нрзб» где не почитают

Питать святой сей жар в крови?

Друзья! Меня вы уличите

И тот народ мне укажите,

Который бы ее не знал,

Оставивши страну родную

И удалясь во всем в чужую,

Тоски-в себе не ощущал?

Нет, нет везде равно пылает

В сердцах святой любви сей жар:

Ее хотя не понимает,

Но равно чувствует дикарь Необразованный индеец,

Как и ученый европеец.

Всегда и всюду ей был храм:

И в отдаленнейшие веки

От чиста сердца человеки

Несли ей жертву, как богам.

Хвалится Греция сынами,

Пылавшими любовью к ней,

А Рим такими же мужами

Встарь славен к чести был своей.

Нас уверяют: Термопиллы,

Осада Рима,-что любили

Отчизну всей тогда душой.

Там храбрый Леонид спартанин,

Здесь изгнанный Камилл римлянин Отчизне жертвуют собой.

Но римских, греческих героев