И от источника пролившееся зло

Ручьями быстрыми повсюду потекло:

Как в сердце остроты недужные скопленны

Влияньем пагубным все заражают члены.

Повсюду и порок и слабости равны;

И души и умы равно отравлены.

Заботы, доблести и предков строги нравы:

Алканье истинной отечественной славы,

Похвальны образцы наследственных доброт В презрение, в посмех уж ставит поздний род.

Мудрейший меж царей, потомок Филарета,

Сей вырод из умов и удивленье света,

Невинно ввел меж вас толь пагубный разврат;

Целебный сок по нем преобратился в яд:

Российски просветить умы желая темны,

Переселял он к вам науки чужеземны,

Но слепо чтившие пути бессмертных дел,

Презрев разборчивость благоискусных пчел,

Широкие врата новизнам отворили

И чуждой роскошью все царство отравили.

Вельможи по ее злопагубным следам,

Смесясь с языками, навыкли их делам

И, язвой заразя тлетворною столицу,

Как мулы, впряглися под чужду колесницу,

На выи вздев свои прельщающий ярем, За то карает бог Москву чужим бичом.

Но ободрись: господь сей казнью укротился

И в гневе не в конец на вас ожесточился.

Восстань и отложи тебя объявший страх,

Мой сын! Судьбу врагов читай на небесах".

Тогда, подняв меня он сильною рукою,

На ноги трепетны поставил пред собою.

Едва смущенный взор я к облакам возвел,

Внезапу дивное явление узрел:

Носимый облаком на юге,

В златом, пернатом шишаке,

В чешуйной, сребряной кольчуге,

С блистающим мечом в руке,

Мне некий витязь представлялся.

Свирепым вид его казался:

Ярчее молнии лучей

Сверкало пламя из очей.

Налегши тягостию тела

На черну тучу, он летел.

Пред ним вдруг буря заревела,

Сгущенный вихрем снег белел.

Вдали его предупреждали

Два призрака: из них один,

Как некий зрелся исполин,

Змеи в руках его зияли,

Взор грозный наносил всем страх.

Другий же бледностью в чертах

Страдальца вид казал сляченна,

Болезнью, гладом изнуренна.

Они сокрылись в мрак густой:

Там слышались победны клики,

Сражающейся рати крики,

И томный раздавался вой.

"Ты зришь,- мне с кротостью вещало привиденье, России торжество, врагов ее паденье.

То щит отечества, его военный дух

Пожарский, ревностный сотрудник мой и друг,

Летит вслед извергов, оставивших столицу.

Он мстительну на них уже вознес десницу.

Пред ним свирепый мраз, страх бледный, тощий глад

На истребление враждебных сил спешат.

Уж в бегстве гибельном, их лютостью томимый

И гневом божиим невидимо гонимый,

Неистовый гордец, забыв позор и стыд,

Окровавленной им дорогой вспять бежит.

На каждом он шагу народну месть встречает;

Рать сильна, рать его толпами низлагает;

И кровью буйного упьется русский меч:

От острия его не может он утечь.

Тогда в свою чреду сей мира нарушитель,

Сей бич вселенныя, Москвы опустошитель,

Покажет царствам всем, простерт у наших ног,

Сколь в гневе праведном велик российский бог;

Сколь истинен в судах над нами справедливых

Отец раскаянных, каратель злочестивых".

Так рек; и, пастырска надвершием жезла

Коснувшись моего пристрашного чела,

Исчез. Внезапу гром по небу прокатился.

Объятый трепетом, от сна я пробудился

И Гермогена в сем видении познал:

Надеждой скорбному он сердцу отдых дал.

Утих бурливый ветр; луна над мной блистала,

В дрожащих Псла струях себя изображала.

Восхитилася мысль, и вспламенился дух.

Казалось, старца речь еще разила слух,

Еще по воздуху слова его носились.

Неволею тогда уста мои открылись,

Воображением я в будущем парил

И, в полноте души, с восторгом возопил:

"Дерзайте, россы! Гнет печали

С унылых свергните сердец:

Враги пред нами в бегстве пали,

Победы нам отдав венец.

Рассыпаны строптивых силы!