Видимо, придется брать за основу не американскую, а немецкую систему банкинга. У них есть (по крайней мере, сейчас) банки общегерманского уровня, они занимаются крупным кредитованием, инвестбанкингом и всем прочим. Есть земельные банки – немцы в основном кредитовались именно там, это и снижает риски перекредитования, и страхует от возможных пузырей вкупе с жесткими нормативами по капиталу. И отдельно – у немцев были стройсберкассы. Основная застройка послевоенной Германии финансировалась именно через стройсберкассы, а не через ипотеку. Здесь это кооперативы, просто надо перевести их под крыло специализированного строительного банка.

Впрочем, забегать вперед тоже не стоит. Интересно, что думает Геращенко – он ведь банкир в поколениях, может сравнивать…

Целый день прошел, как говорится из пустого в порожнее – но я уже привык к тому, что тут форма превалирует над содержанием, а мерилом работы считают усталость. После работы я отправил ЗИЛ домой и неожиданно для всех сел в цэковскую Волгу своего помощника, приказав ехать на Воробьевы горы. Только потом я пойму, какая это ошибка по местным меркам – здесь все ходят только по строго установленным правилам, как фигуры в шахматах, причем чем старше фигура, тем правила жестче. Но так я еще мерил свою жизнь мерками самой свободной страны мира.

По пути заметил гастроном – одна из многочисленных стекляшек, которые выстроили в Москве в ожидании Олимпиады. Похлопал по плечу водителя

– Останавливаемся…

Деньги у меня были. Специально у Раисы Максимовны попросил сто рублей. Четвертаками – фиолетовыми бумажками по двадцать пять с профилем Ильича. В том мире, где я сейчас живу – деньги почти не нужны. Еду привозят на дом из спецраспределителя, машина прикреплена. Единственно, где деньги нужны даже члену Политбюро кстати – это столовая ЦК. Сегодня я заплатил за обед два рубля семнадцать копеек, причем там стоял кассовый аппарат и надо было почему то расплачиваться сразу, хотя проще было бы, наверное, как в США – подписать счет и чтобы потом вычли из зарплаты.

Ан, нет.

Надеюсь, меня тут не знают еще – тем более что уже темнеет. Надвинул поглубже шапку – ее потом горбачевка назовут – и вперед…

Ступени, замызганный пол, толчея. Почти забытая обстановка советской торговли – прилавки с товаром, но товар так не продадут. Стоишь в кассу, говоришь, сколько и в какой отдел, тебе пробивают чек. Потом с чеком подходишь в отдел, и там тебе дают товар. Весь весовой товар упакован в бумагу, никаких пакетов, есть такая специальная плотная, серо-коричневая бумага. Пакеты тут за роскошь, особенно если импортные – их берегут, стирают. А вот с хлебом почему-то самообслуживание – берешь с таких наклонных полок и уже с хлебом идешь в кассу. Картошку отпускают с такого специального короткого конвейера, продавщица нажимает на кнопку – и сыплется картофель с землей. Не устраивает – совсем без картошки останешься. В вино-водочном мат – перемат, но все же заметно, что это не девяностые. Мужики хоть и матерятся – а меру знают и в выпивке и в мате. Соки – воды – там специальные конусы с соками…

Прошелся, посмотрел. Много рыбы, а вот колбаса только одного сорта – колбаса есть, и ту расхватывают. Много консервов. Хлеба несколько сортов, и он явно останется – впрочем, в УК РСФСР даже есть статья – скупка хлеба для скармливания скоту и птице. Есть баранки и еще пара сортов пряников – но они развешиваются в кульки. Сметана из бидонов и ее уже нет. Молоко – вот-вот кончится, оно в таких треугольных пакетах. Кефир в стеклянных бутылках с зеленой крышкой из фольги, еще какие-то есть крышки полосатые. Сыра нет никакого.

Ну… не все так плохо. Но и хорошего мало.

Эх, взять, что ли кефира… вспомнить детство… тут кефир, наверное, хороший – а в Америке кефира нет совсем, там и йогуртов тоже нормальных нет, есть какие-то греческие, безвкусные, с ними салаты делают. А тут – можно взять кефира, и вспомнить детство, как мать посылала в магазин, и как ты обязательно потом мыл и сдавал кефирные бутылки…

Сколько там копеек за бутылку

Заметил – зашли прикрепленные из девятки, держатся настороже…

Встал на кассу – она была как бы над залом, на возвышении. Кассирша там – как в обороне.

– Четыре бутылки кефира. Нет, пять.

Залязгал кассовый аппарат, мне дали сдачу и чек. Народ посмотрел неодобрительно – тут на всех кто берет много, смотрят неодобрительно.

Пошел в отдел.

– Пять кефира.

– Рупь пятьдесят

Кефир мне выдали. И тут я столкнулся с проблемой – у всех авоськи, такие сетчатые сумки, а у меня нет ничего.

И как нести?

Подскочили прикрепленные

– Помочь, Михаил Сергеевич?

– Держите.

Продавщица, которая до того рассматривала меня скорее оценивающе, как на хорошо одетого и явно не последнюю должность занимающего мужика – сильно занервничала, это сразу было видно. Но ждать директора я не собирался

– Пошли.

Так мы и вышли из магазина – с руками, занятыми кефиром. Перед машиной я остановился, сковырнул крышечку…

– Михаил Сергеевич, нельзя… – попытался воспрепятствовать старший смены

– Думаете, отравят?