Партию объявили распущенной, а деньги остались. В общем, поделил их парторг со своим замом, да и сжёг документацию. Никто не вспомнил и не узнал о тех деньгах. Предположу, что подобное происходило во многих местах. А уж когда Ельцин свой партбилет швырнул на стол, то многое поменялось. Недоверие к партии достигло своего пика. К ноябрю 1991 года в результате роспуска, приостановления, запрета и других преобразований коммунистические партии республик прекратили свое существование. Это означало, что КПСС перестала отвечать признакам общесоюзной политической партии.

Ну а денежки… они такие. Имеют свойство исчезать.

Когда весной 1986 года вышло постановление Совета Министров СССР «О мерах по созданию и развитию малых предприятий», в котором определены основные документы для государственной регистрации малых предприятий и льготы для малого бизнеса по налогообложению и амортизации, можно было сказать, что реформа вступила в силу.

Ожидаемо, резко и сразу изменений в стране не случилось. Так-то ждали, надеялись, но и шептались, что будет как с НЭПом в двадцатых годах — вначале дадут свободу предпринимательству, а после всех в Сибирь сошлют. Вообще-то поколение людей, выросшее при социализме, с трудом представляло, как можно бросить официальную работу и замутить собственный бизнес. Не буду говорить о том незначительном проценте спекулянтов и фарцовщиков, которые существовали в СССР. В большинстве своём простой народ, такие как моя тёща, пусть и подрабатывали раньше на стороне, но это не отменяло их основной работы. К тому же многих смущало налогообложение и ведение бухгалтерии, пусть и в упрощённом виде.

Практически до лета ничего существенного не происходило. Злые языки нашёптывали Машерову, что задумка провалилась. Мол, зря напрягали силы и ресурсы, советским людям чуждо всякое проявление частной собственности, и вообще, мы же к коммунизму идём.

— Предлагайте другие пути решения, — злился Пётр Миронович и косился на меня.

В ответ я пожимал плечами и заверял, что для любых преобразований нужно время.

Первыми, как я и ожидал, отреагировали на свободу в предпринимательстве выходцы из кавказских республик. Когда потеплело, на улицах Москвы стали организоваться стихийные пятачки, где торговали обувью, пошитой в Ереване и вязаными изделиями из Дагестана и откуда-то ещё. Вокруг этих точек концентрировались бабушки с пучками молодой редиски, укропа и прочей зеленью.

— Развели грязь! — возмущался отец подобным рыночкам. — Откуда столько мусора притаскивают?

— А я себе туфли купила, — похвасталась Сашка. — Красивые?

— Симпатичные и вроде бы крепкие, — покрутил я то, что приобрела жена на одном из стихийных рынков.

— Да, кожа немного грубовата. Зато цвет как раз под мою сумочку, — радовалась жена. — Мама сказала, что шьют эту обувь небольшими партиями и встретить вторую пару в столице маловероятно.

Вот честно, мне пофигу, носит кто похожие на мои туфли или нет. Для женщин это целая трагедия. Туфли и сумочки ещё не так страшно. А вот попасть на какое-нибудь мероприятие в одинаковых платьях — катастрофа.

Пока я готовил документы по реформе, собирал материал, посещал «Берёзки». Мне под это дело официально чеки выделили. На самом деле социологических опросов не требовалось проводить. Я и без них мог сказать, что народ покупает всё! Всё, что есть импортное в «Берёзках», берут не раздумывая. Разве что продукты наши покупают меньше. Их в основном приобретают иностранцы, отоваривающиеся в этих спецмагазинах. Они же проявляют интерес ко всевозможным матрёшкам и прочим народным промыслам, увозя подобные сувениры за границу.

После тех моих рейдов по «Берёзкам» остались чеки. Довольная Сашка прикупила себе платье. С позиции двадцать первого века ничего особенного. Трикотаж леопардовой расцветки, коротенькие рукава, скромный вырез. Но Сашкину фигурку обтягивало соблазнительно. Она у меня перед глазами покрутилась, покрутилась, да так, что я не только платье оценил, но и задумался на тему того, что можно Ромке братика или сестричку подарить.

Радовалась новому платью Сашка недолго. Уже через несколько дней столкнулась с кем-то с метро, имеющим схожий наряд. Да и потом встречала в нашем районе дамочек в идентичных платьях. С одной стороны, тем, кто в теме, понятно, что девушка имеет доступ в «Берёзку» и не какая-то там колхозница. С другой, дамам такие совпадения не сильно нравятся. Это юбку из простого магазина можно носить не обращая внимания. А здесь вещь «достали», возможно, по блату, и вдруг такой облом.

По этой причине пока ещё робкие поставки обуви из союзных республик пользовались популярностью.

Меня же больше всего волновало, что и как будут продавать предприятия тяжёлой промышленности. В феврале прошёл XXVII съезд КПСС, где озвучили многие вопросы, утвердили реформу и выпустили скорректированный пятилетний план, в котором многие отрасли были указаны с плавающими цифрами. Мало того, заводы теперь сами могли выбирать поставщиков и отказываться от той продукции, которую не хотели покупать. Правда, это пока в теории. Не успевали мы заложить в новой пятилетний план такие преобразования. Хорошо, если к следующей пятилетке сумеем оценить и выставить реальные планы.

Илья добросовестно приносил аналитику. По этим цифрам было видно, что некое оживление наметилось на юге. В городах-курортах уже активно торговали всевозможными пластмассовыми поделками (бусы, прочая женская бижутерия, какие-то предметы для сервировки стола). На южных рынках продавали шитую кустарно одежду, вязаные вещи и обувь. Так-то это и раньше было, но теперь деятельность стала официальной.

В Москве тем временем обитатели блошиных рынков выползли на улицы и тоже занялись активной торговлей, сбывая старые вещи, книги и продукты домашнего консервирования. Это всё не имело отношения к тому, что предполагала реформа. Допустим, варенье, которое продаёт бабушка, можно с большой натяжкой посчитать товаром частного бизнеса, но реализация книг под эту категорию никак не попадала.