В целом Федорчук новой должностью был вполне доволен и пользовался всеми благами. Летом он отправился на отдых в Крым. Туда же в санаторий приехал Черненко. Федорчук увлекался рыбалкой, лично ловил и коптил ставриду. Он же и потчевал Черненко ставридой собственного копчения.

Вообще-то вся еда, предназначенная для членов политбюро, проходила контроль в 9-м управлении КГБ. Ну не верю я, что личная охрана Черненко позабыла свои обязанности и инструкции!

— Отравление? — недоумевал Илья.

— Притом, что угощалось ставридой много народа, а увезли с отравлением только одного Черненко… — сделал я картинную паузу и пересказал то, что мне было известно из будущего.

Константин Устинович не умрёт, но это отравление серьёзно подорвёт его здоровье. В наши планы пока это вписывалось. Осталось, конечно, некое недоумение по поводу того, что Федорчуку всё сошло с рук. Примерно были предположения, чья это могла быть закулисная игра. Андропову не нужен был Черненко, он собирал свою команду и довольно разномастную.

Андропов перевёл в Москву ленинградского секретаря Григория Романова, затем Алиева из Баку. Думаю, что, не подсуетись мы с Ильёй, и Лигачёв был бы в этой команде. Но тут не срослось. Горбачёва и Лигачёва мы деликатно устранили.

Компромат на Лигачёва запускали в народ в течение полугода. Сами лично ездили на электричках (не забыв замаскироваться), рассказывая душещипательную историю про Томского первого секретаря обкома. В мае 1979 года в районе села Колпашево на берегу Оби весенним паводком подмыло берег, часть которого обрушилась. Вместе с грунтом в реку посыпались человеческие кости.

В сталинские годы томские чекисты вывозили туда трупы «врагов народа» и в конце семидесятых нелицеприятная правда вдруг вскрылась. К месту происшествия местные комитетчики прибыли быстро и также оперативно стали скрывать следы былых преступлений. Для этого подогнали несколько речных теплоходов и, развернув их кормой к берегу, стали винтами размывать грунт. Берег снова обрушился, похоронив кости. То, что всплыло, топили в реке, привязав груз. Естественно, со всех участников операции была взята подписка о неразглашении.

А теперь представьте, что историю про то, как первое лицо области распорядился уничтожить останки невинно убиенных людей, мы с Ильёй начали полушёпотом рассказывать друг другу, находясь в электричке или метро. Нет-нет, а кто-то подслушивал и уносил рассказ с собой. Я даже Мишке поведал. Предупредил его, правда, что может пересказать тёте Розе, но не у себя на кафедре.

Не знаю уж какими путями, но через полгода этот вопиющий факт дошёл до «Голоса Америки». И я вскоре написал обзорную справку по Юрию Кузьмичу Лигачёву (отчего-то в Сибири его именовали Юрием, а не Егором).

С аналитикой я не поскупился. Припомнил всё, что знал, особенно антиалкогольную кампанию времён перестройки. Это ведь с подачи Лигачёва началась вся та катавасия. У Горбачёва своих идей на этот счёт не было, он вообще был скуден на собственные мысли. Лигачёв же, будучи первым секретарём Томского обкома, уже в конце семидесятых активно боролся с пьянством у себя в регионе, путая причину и следствие, сокращая розничную торговлю спиртным.

Мне понадобилось всего две недели, чтобы собрать весь материал воедино. Запросы в Томск я посылал раньше и статистику самогоноварения имел на руках. К ней добавил тот документ, что мне прислали по запросу с Краснодарского края. Совсем чуть-чуть подтасовал данные, но вывод получался убойный. А если добавить к этому опыт американцев с гангстерами двадцатых годов, цифры по бюджету страны от продажи спиртного, «Голос Америки» с их криками о жертвах сталинизма, то перевод Лигачёва в Москву стал очень сомнительным.

У себя в области он продолжал крутиться. Не скажу, что он был плохим руководителем. По сравнению с тем же Медуновым, очень даже ничего, но пускать на самотёк его идеи с антиалкогольной компанией не стоило.

Илье я поведал, сколько было погублено виноградников на Тамани и в других местах юга страны, про то как были закрыты и заброшены винодельческие предприятия. В первой своей жизни, будучи студентом, пришлось поработать в совхозах, производящих вино. В средней полосе студентов отправляли «на картошку», в средней Азии на уборку хлопка, а юг Кубани радовал студентов разнообразием. Один год мы курсом попали на табак. Табак ломают до того, как солнце начинает пригревать, чтобы от испарений не стало плохо. Получалось, что рабочий день до обеда, а дальше развлекайся по своему усмотрению.

На другой год мы собирали виноград в винодельческом совхозе. Можете себе представить, сколько выпили того продукта при условии, что всё местное население делает домашнее вино. Покупали его вёдрами (другой тары не было) и очень дёшево. Правда, по времени длился этот «колхоз» полтора-два месяца. Те же студенты Подмосковья успевали собрать картошку за половину этого срока и возвращались к учёбе. Зато мы очень неплохо подковались в сортах вин, научившись определять из какого сорта сделано вино не хуже французских сомелье. Потому я и не мог простить вырубленные с подачи Лигачёва виноградные плантации.