Дело шло к середине первого тайма, и Квочкин с Рёминым успели уже прилично задолбать друг друга. Сергей разок побарахтался в песочке прыжковой ямы, куда улетел, перепрыгнув распластавшегося в подкате минского бека и запнувшись при приземлении. Динамовец же шмыгал слегка опухшим носом, втягивая красноватую соплю — воткнулся лицом в выставленную горбом лопатку оппонента, когда тот очень удачно укрыл от него корпусом мяч. Толейко поднял руку, коротко разбежался и подал. Мяч пришёл на голову Малофееву, но пробил форвард гостей неудачно — скорее, слегка погладил его виском. Круглый, почти не изменив траекторию, полетел дальше и канул за лицевую ближе к противоположному угловому флажку. Бубенец уже подобрал за сеткой другой и готовился пробить от ворот, как вдруг истошно заверещала сирена арбитра Руднева.

— С поля! Оба!

— Сергеич, да ты чего?! — в один голос завопили Квочкин и Рёмин. Они успели напихать друг другу по бокам ещё в штрафной, когда ждали подачи углового, но на эту возню судьи обычно внимания не обращают. А вот потом, возвращаясь к месту своей постоянной дислокации, соперники синхронно попытались поподличать ещё и ногами. Шипы выброшенных вбок бутс столкнулись и громко лязгнули. Защитник и нападающий остановились, уставились друг на друга бешеными глазами — тут-то между ними и вклинилась крепкая фигура Руднева в чёрной футболке с белоснежным воротничком.

— Мы ж ничего не сде…

— «Не сде»! А я вот и дожидаться, пока вы «сде», не хочу. Шеяки друг другу посворачиваете, или ахилл кто кому посечёт… Первый тур сезона! Праздник в стране! А они… Вот теперь идите, товарищи спортсмены, и досматривайте праздник по телевизору.

Двадцатая минута! Почти весь матч впереди! А ещё это — автоматическая дисквалификация на две следующие игры. «Динамо» недосчитается железного защитника основы, а «Кайрат» — самого опасного игрока в нападении. У бровки синхронно бесновались Севидов и Чен Ир Сон. Кажется, даже жестикулировали одно и то же — впрочем, сейчас даже тот, кто ни с одним невербальным языком не знаком, мог бы прочитать то, что тренеры пытались просемафорить своим невоздержанным подопечным.

До конца первого тайма обеим командам так и не удалось больше изобразить ничего заслуживающего упоминания. У хозяев на правый фланг ушёл Сегизбаев, и между обороной и атакой образовалась гигантская дыра, которую без малейшего успеха пытались заткнуть молодой Долматов и Геннадий Глеб — переехавший в Казахстан, кстати, именно из Минска, правда, бывший не «динамовец», а «торпедовец». Другой ренегат — свежепереманенный белорусами Олег Волох — пробовал на надёжность своих недавних одноклубников, но Ищенко и Дышленко раз за разом удивляли его невиданной ранее цепкостью. Сзади у «Динамо» был вынужден теперь прикрывать и свой фланг, и центр Савостиков, поскольку Зарембо из середины сдвинулся налево. В общем, ничего не происходило. Хорошо ещё, что воздух поросших еловым лесом и яблоневыми рощами предгорьев Алатау весной богат кислородом — иначе кто-нибудь из зрителей всерьёз рисковал бы вывихнуть от такого зрелища челюсть.

И хорошо, что никто из игроков «Кайрата» за исключением дублёра Славки Хвана не знал по-корейски — но того в раздевалке на сей раз не было, и Андрей Буирович, мысленно извинившись перед духом отца, решился произнести не только «щибаль», но и «ёнмоко», «кэджащик», и даже «сукхэ». Последнее некоторые из игроков всё-таки поняли, хоть и с точностью до наоборот, и насторожились. Цимес ситуации был в том, что «сукхэ» по-корейски буквально означает «кобель», но применяется, в общем-то, в тех же ситуациях, когда русский человек с сердцем выдохнет «ссука!». Как уже было сказано, игроки, никогда ранее не слышавшие от Чен Ир Сона ни одного крепкого слова, вздрогнули, а стоявший в дальнем углу и старавшийся притвориться забытым уборщицей халатом Квочкин и вовсе спал с лица. Вдыхая густой и солёный от пота воздух и выдыхая его вместе с рвущимися на волю эмоциями, Андрей Буирович ещё не знал, что совсем скоро ему придётся не только привыкнуть сыпать этими страшными словами с лёгкостью возницы, чья запряженная бестолковыми волами телега с полными корзинами риса завязла по самые оси на раскисшем поле, но и разучить многие совсем уж чудовищные выражения. А ведь сам виноват. Но об этом чуть позже.

Во втором тайме зрители в какой-то момент повскакали с мест. Нет, игроки не подарили им повода ни ликовать, ни рвать на себе волосы — просто с гор повеяло холодком, и по открытым трибунам стадиона принялся гулять довольно неприятный ветерок. Вот публика и решила, что переминаться с ноги на ногу всё ж приятнее, чем наминать зады твёрдыми лавками, которые к тому же ещё и становились ощутимо прохладными. Их бы опыт да Трофимке Арисаге! Только тем утром врачи наконец признали бедолагу вполне излечившимся и допустили до занятий в полном объёме. Понятно, о том, чтобы выпустить его на поле, не могло быть и речи. А команды тем временем мучились. Уже, шипя и плюясь, как забытый на плите чайник, ушёл с поля набегавшийся с языком на плече Савостиков, уступив место Словаку (это фамилия такая, а не гражданство — легионеров в чемпионате СССР ещё не было). Уже запорол свой единственный хороший момент Витька Абгольц — получил мяч на линии штрафной, когда накрыть его оттянувшаяся на Тягусова защита уже не успевала, но поспешил с ударом, и динамовский голкипер Катейва без труда дотянулся до мяча. За десяток минут до конца игры соперникам надоело уже даже грубить — ну, или, может быть, просто вымотались.

Говоря начистоту, в заключительной фазе матча обе команды впали в пошлейшее ватокатство. Вот вам иллюстрация: пока полевые изображали активность и осторожно двигали мячом, чтобы, не дай Бог, чего-нибудь не натворить, во вратарской «Кайрата» Бубенец, дабы уберечь своё могучее тело от переохлаждения, исполнял что-то напоминающее карикатуру на гопак — медленно-медленно приседал, потом так же неспешно вставал и раскидывал руки, тряся кистями. Он был одним из немногих вратарей в советском футболе, кому случилось забить мяч — однажды подловил вот так же валявшего дурака от скуки кипера карагандинского «Шахтёра» Шершевского и закинул ему за шиворот метров с девяноста. На сей раз судьба не вернула ему должок — никто из минчан так и не рискнул больше ударить по его воротам хотя бы издалека. 0:0 — более ненавистного счёта для болельщиков, выходящих со стадиона, не существует. В такой момент фанат яростно рубит воздух рукой и говорит разные нелогичные вещи вроде — «да лучше б нам наклали, хоть голы б поглядеть». Потом, в конце сезона, посмотрев на очки и места в итоговой таблице первенства, он, возможно, и переменит своё отношение к этой игре, в которой одно очко его любимая команда всё-таки заработала — но сейчас он крайне фрустрирован, настроен резко негативно в отношении встречных собак, заборов и автобусных остановок, и, возможно, даже скажет дома жене некоторые слова, коим место на пресловутых заборе или остановке, а не в приличном доме. В общем, нет ничего хуже, чем игра «по нулям».

Всего через сутки после матча, который не принёс радости, кажется, ни одному человеку на свете, кайратовцы узнали, что Андрей Буирович Чен Ир Сон работать с ними больше не будет. Нет, ни один самодур-руководитель не снял бы тренера после одного-единственного матча — тем более, и не сгорели ведь в пяток мячей, а вполне пристойного результата добились с командой, которая до этого в гостях обыграла «Пахтакор». Не был самодуром и Пётр Миронович Тишков, да и футболом он интересовался постольку-поскольку — но ситуация сложилась так, что Буировича в рамках какой-то сложной международно-политической комбинации, инициатором которой он нечаянно стал сам, пришлось в срочном порядке уступить товарищу Ким Ир Сену [8] . Северокорейскому лидеру вдруг снова потребовалось поднимать в своей стране футбол, и он решил опереться на привычный авторитет.