Шрифт:
Карлотта написала кратко:
«Мои поздравления, София. Люблю тебя».
Она ухмыльнулась и бросила телефон на кровать. Ситуация казалась очень выгодной для Эдуардо Сантина.
В дверь постучали. Принцесса вскочила с кровати и быстро надела платье. Застегивая молнию сзади, бросила:
– Минуточку!
Одетая, она посмотрела на свое отражение в зеркале. Потом застегнула на шее ожерелье и оглядела себя. После беременности Карлотта чуть-чуть поправилась.
Интересно, что бы подумал Родригес, если бы увидел ее без платья? Щеки Карлотты запылали.
Нельзя показаться слабой!
Карлотта вспомнила, как отец накричал на нее, узнав о беременности. Тогда же он узнал, кто отец ребенка. Со стыдом она тогда призналась – это был Габриель.
Теперь она никогда не позволит себе быть слабой.
– Готова, – сказала Карлотта, отвернувшись от зеркала.
Дверь открылась. На пороге стоял Родригес. На нем была надета белая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей, волосы слегка взъерошены. Он выглядел так, будто только что покинул постель своей любовницы…
Карлотта сморщила нос. Она отсутствовала пару часов, вполне возможно, он…
– Как провели вечер? – спросила она, выходя к нему в коридор.
– Прекрасно. Нужно было немного поработать. А вы?
– Лука уснул. Не знаю, осознает ли он до конца – мы остаемся здесь. Я думаю, мы оба еще не осознаем.
– Нас трое, – сказал он, идя впереди нее и перешагивая через две ступеньки сразу.
Она же следовала за ним так быстро, как позволяли тонкие каблучки.
– А разве вы не чувствуете себя здесь как дома?
Родригес остановился у подножия лестницы и посмотрел на изрисованный потолок.
– Никогда не чувствовал.
– Вы могли бы… переделать здесь все.
Родригес ухмыльнулся и засунул руки в карманы брюк.
– Это почти то же самое, как если бы вы предложили перекрасить потолок в Сикстинской капелле. Я имею в виду, это касается нашей истории и Санта-Кристобеля.
– Да, не очень хорошая идея…
– Вероятно.
Он замолчал и повернулся к ней, положив руку на ее спину. Жар от его прикосновения проник сквозь тело, как искра огня, разгоняя кровь.
Неужели она так отчаянно желала мужских ласк и лишь одно простое прикосновение возбуждало ее? Да, очевидно, так оно и было. А ведь это мужчина, которого Карлотта совсем не знала и который, возможно, и нравится ей – в этом она еще не разобралась.
Казалось, она ничуть не изменилась – в ней снова пылала безудержная страсть, как и шесть лет назад. Та, которую, как Карлотта надеялась, она заглушила в себе навсегда.
– Сюда, – указал Родригес, не осознавая, какую внутреннюю борьбу вызывала в Карлотте его рука на ее спине.
Она расправила плечи, стараясь держаться прямо – так, чтобы его рука только слегка прикасалась к материалу ее платья.
Столовая, оформленная в таком же изысканном и одновременно формальном стиле, как и остальная часть дома, была продолжением предыдущих комнат – над длинным внушительным столом на потолке были изображены сцены пира.
– Здесь уютно, – оценила Карлотта.
Родригес не удержался от смеха:
– Неужели? Идеально для интимного ужина на двоих, где поместилось бы еще человек двадцать?
– Дворец Сантины такой же. Там сложно ориентироваться. Лука… не привык к такому.
– Почему вы увезли сына из Сантины?
– Из-за папарацци, – ответила она чуть слышно.
Родригес выдвинул стул, и Карлотта села.
– Было трудно пройти через все это? – поинтересовался он, усаживаясь напротив нее.
В этот вечер она выглядела прелестно, даже очень! Несмотря на то что платье Карлотта надела слишком простое, на его вкус, а волосы были уложены слишком гладко, она показалась ему привлекательной – больше, чем тогда, когда он увидел ее в первый раз.
Карлотта устремила на него взгляд зеленых грустных глаз:
– У меня единственной незаконнорожденный ребенок из всей семьи Сантина. Во всех поколениях.
Родригес ухмыльнулся скептически:
– Неужели вы действительно верите, что он единственный?
– Мой отец сказал…
– Я уверен, потомки ублюдков Сантины расплодились по всей Европе.
Карлотта сжала зубы, а в глазах блеснула ярость.
– Мой сын – не ублюдок!
– Я не это имел в виду…
– Тогда прошу вас выбирать слова!