– Надо полагать, это прибыльное дело?

Хозяйка дома пожала плечами и тряхнула головой.

– Нет. Платят гроши. И всегда спешка. На прошлой неделе одна кукла выходила замуж, и я просидела за работой всю ночь. А мне это вредно, потому что у меня спина болит и ноги не слушаются.

Учитель и мальчик со все возрастающим удивлением смотрели на эту маленькую особу, и, наконец, учитель сказал:

– Как жаль, что ваши важные заказчицы не желают с вами считаться.

– Они всегда так, - ответила хозяйка дома, снова пожав плечами.
– И платья свои не берегут, да еще привередничают - месяц поносят, и уже из моды вышло, подавай им новое. Я шью на одну куклу с тремя дочерьми. Вот транжирка! Разорит она когда-нибудь своего муженька!

И, рассмеявшись странным отрывистым смешком, хозяйка дома снова покосилась на гостей своими серыми глазами. Подбородок у нее был остренький, как у эльфа, и весьма выразительный, а бросая по сторонам такие вот острые взгляды, она еще и вздергивала его кверху. Получалось так, будто и глаза и подбородок приводились в действие одной пружинкой.

– И у вас часто бывает такое горячее время?

– Бывает куда горячее. Но сейчас работы мало. Третьего дня я сдала большой заказ - траурное платье. У куклы, на которую я шью, умерла канарейка.
– Хозяйка дома рассмеялась и несколько раз покачала головой, словно хотела сказать: "Вот она, суета мирская!"

– И вы так и сидите целый день одна?
– спросил Брэдли Хэдстон.
– Или соседские дети...

– О господи!
– воскликнула хозяйка дома таким пронзительным голоском, точно последнее слово кольнуло ее.
– Не говорите мне о детях! Я терпеть не могу детей! Мне все их повадки и фокусы давно известны.
– И она сердито потрясла кулачком, поднеся его к самым глазам.

Вряд ли требовался большой учительский опыт для того, чтобы понять, как больно было кукольной швее чувствовать разницу между собой и другими детьми. Во всяком случае, оба - и учитель и ученик - сразу об этом догадались.

– Только им и дела, что бегать, кричать, играть во всякие игры, драться. Только им и дела, что скок-скок-скок на одной ножке по тротуару да чертить по нему мелом. Мне их повадки и фокусы давно известны!
– И она снова потрясла кулачком.
– Да это еще не все! Кто заглядывает в чужие замочные скважины и кричит всякие обидные слова и передразнивает, какая у кого спина и ноги? Да, да! Мне все их повадки и фокусы давно известны. А знаете, какое я придумала им наказание? У нас на площади есть церковь, а под этой церковью - черные двери в черное подземелье. Так вот, я отворила бы одну такую дверь и затолкала бы туда их всех, а потом - дверь на замок, и в замочную скважину - перцу им, перцу!

– А перец зачем?
– спросил Чарли Хэксем.

– Чтобы чихали, - пояснила хозяйка дома, - и обливались слезами. Чихают, слезы из глаз кап-кап, а тут я и начну их дразнить в замочную скважину, как они сами, озорники и проказники, других дразнят.

Потряхивание кулачком перед глазами, на сей раз особенно энергичное, видимо, принесло некоторое облегчение хозяйке дома, и она добавила уже более спокойным тоном:

– Нет, нет, нет! Бог с ними, с детьми. Я больше люблю взрослых.

Возраст этой маленькой особы не поддавался определению: фигурка у нее была щупленькая, а личико одновременно и юное и старообразное. Ей было, вероятно, лет двенадцать, от силы - тринадцать, никак не больше.

– Я всегда любила взрослых, - продолжала она, - и всегда с ними водилась. Они такие умные. Сидят смирно. Не скачут, не прыгают. У меня уж давно решено: пока не выйду замуж, только с ними и буду знаться. А замуж, хочешь не хочешь, все равно придется выходить.

Кукольная швея замолчала, прислушиваясь к чьим-то шагам на улице; в дверь тихо постучали. Тогда она дернула за рычажок возле ручки кресла и сказала с веселым смехом:

– Вот, например, одна взрослая особа, которую я считаю своим большим другом.

И в комнату вошла Лиззи Хэксем, одетая в черное.

– Чарли! Ты?

Она обняла брата - как встарь, что явно смутило его, и никого больше не замечала вокруг.

– Ну, ну, Лиз! Довольно! Посмотри, кто со мной пришел - мистер Хэдстон!

Ее взгляд встретился со взглядом учителя, который, видимо, не ожидал, что у Чарли Хэксема такая сестра, и они пробормотали обычные слова приветствия. Девушка была немного смущена этим неожиданным посещением; учитель держался натянуто. Впрочем, он никогда не чувствовал себя вполне свободно.

– Я говорил мистеру Хэдстону, что ты еще не устроилась как следует, Лиз, но он оказал нам любезность и все равно захотел пойти со мной. И вот я его привел. Как ты хорошо выглядишь!

Брэдли, по-видимому, был того же мнения.

– Хорошо? Правда, хорошо?
– воскликнула хозяйка дома, снова принимаясь за работу, хотя в комнате уже стемнело.
– Вы это правильно заметили! Но продолжайте, продолжайте болтать!

Раз и два, и два и три,

На меня ты не смотри,

А с гостями говори,