Мародер не дал ни секунды передыха. Одновременно с брошенным оружием он и сам устремился в атаку. Чтобы хоть как-то сбить атакующий порыв, Михаил бросил в него свой лук. Весьма дорогое изделие, штучная работа. Но тут уж не до жиру. Воин отмахнулся от него щитом, даже не замедлившись. Так что, уловка не сработала. Нужно было бросать в ноги, это подарило бы хотя бы одно мгновение.

Михаил уже скользнул в некое подобие транса, слегка отстранившись от тела, а потому ему удалось уклониться от рубящего удара, одновременно с этим он нанес удар ногой, по опорной ноге противника, отчего тот потерял равновесие и слегка присел на правую ногу. Одновременно с этим Михаил завел руку за правое плечо, и откинув стопор рванул меч из специальных ножен на спине.

Но как бы ни был он быстр, мародер успел прикрыться щитом, и клинок к глухим звоном ударил по железному канту, перерубив его, и глубоко войдя в дерево застрял в нем. Будь у Романова время, и он смог бы освободить оружие, но старый воин не собирался предоставлять ему такую возможность, и крутанув щит, взял засевшее оружие на излом. Выбор у Михаила невелик. Либо отпустить рукоять и остаться без меча. Либо попытаться сохранить его, и подставиться потеряв равновесие. И он выбрал первое.

Вот только радость мародера была преждевременной, потому что Романов не был безоружным. В его левой руке уже был метательный нож с тонким жалом, который он задействовал без раздумий. Граненый клинок впился в бедро чуть ниже ламеллярной юбки, почти у самого колена.

– Тварь! – скорее громко выдохнул, чем произнес раненый.

Рана оказалась сколь серьезной, столь же и болезненной. Воин уже не мог быть столь же быстрым и вынужден был уйти в глухую оборону. Михаил же уже сжимал в правой руке свой топорик и тянул из петли второй нож. Жаль дротиков у него с собой было только два. Эти тяжелые снаряды по пробивной способности вполне могли соперничать даже с арбалетами. С другой стороны, стилеты против ламелляра тоже на что-то годятся. К примеру, при твердой руке и верном броске, поражать незащищенные участки тела.

– Ты один, – вдруг догадался воин.

– Я приехал за детьми.

– Ур-роды. Испугались одиночку.

– Ну, откуда им было знать. Зря ты тронул того, кто согласился присмотреть за моими детьми.

– С-сука, я убью тебя, – роняя на землю клинок Михаила, а за одно и обламывая стрелу ударом своего меча, произнес мародер.

– Ты уже мертв, – покачав головой, возразил Романов.

Не тратя время попросту, он пошел в атаку, метнув нож в голову противника. Тот пригнулся, одновременно прикрываясь щитом, от возможной атаки топотом, и в свою очередь атакую приближающегося противника мечом. Михаил без труда отбил контратаку топором, и нанес удар ногой точно в центр щита. Раненый не смог выстоять против такого напора, и с громкой бранью опрокинулся на спину. А в следующее мгновение, топор вонзился ему в голову, без труда прорубив вороненое… Все же железо, а не сталь.

Покончив с этим противником, Михаил подобрал свой меч и подошел сначала ко второму, что был поближе. Прилетело тому знатно. Стальное жало гарантированно пробило пластины доспеха. Но само ранение, хотя и смертельное, пока еще не убило воина. Романов довершил начатое, без обиняков чиркнув острием клинка по горлу. Тот сразу же захрипел и засучил ногами, кровь толчками потекла из разрезанной артерии.

Молодой лежал недвижимый, без каких-либо признаков жизни. Но доверять этому Романов не собирался, а потому так же чиркнул отточенной сталью по шее. Кровь потекла. Но как-то уж совсем вяло, а значит перекачивающее его сердце уже остановилось.

Дети вжались в угол, обнимая друг друга и не сводя испуганного взгляда с воина, только что расправившегося с троими. Кто знает, чего от него ожидать. С одной стороны, он вроде как им помог. С другой, и сам из той же братии что привыкли брать силой, а не тяжким трудом.

Прокоп сипя и роняя тягучую слюну встал на четвереньки, но сил на то, чтобы наконец распрямиться у него все еще нет. Ничего удивительного. Прилетело ему знатно. А вся схватка едва ли заняла полтора десятка секунд. К слову, Михаил до сих пор слышит едва различимый отдаленный топот копыт.

Снял перчатку, со стальными пластинами, и повернул к себе лицо обеспамятевшей женщины. За одно и пальпацию провел, убеждаясь, что челюсть у нее цела. К слову, непонятно, с какого эти придурки положили глаз на девочек. Их матери едва исполнилось тридцать и она была в полном расцвете своей женской красоты. Высокая грудь при красивом лице и не худосочной, но стройной фигуре с крутыми бедрами. По сегодняшним меркам эталон красоты. Впрочем, далеко не только по сегодняшним.

– Ну ты как, Прокоп? – поинтересовался он у пришедшего в себя мужика.

– Н-нормально, – привалившись спиной к бревенчатой стене, ответил тот.

– Вот и ладно.

– Что с Аленой?

– Все хорошо. Сейчас в себя придет. Только шрам останется.

– Это ничего. Главное, что живы, – вздохнул мужик, на лице которого вновь начали проступать краски.

– Спасибо тебе, Прокоп, – произнес Михаил.

– За что? – удивился мужик.

– За то, что защищал моих детей, как своих, – с самым серьезным видом, произнес Михаил.

– Защищал, – хмыкнул мужик.