Шрифт:
Лиза Мизенер долго колебалась, прежде чем принять предложение секретаря американского посольства Нормана Армора. Она считала, что с ее стороны будет верхом легкомыслия присутствовать одной без родителей на столь серьезном мероприятии. Мать едва уговорила ее идти на званый прием. Последним аргументом «за» было то, что часть дипломатов недавно вернулась из Финляндии.
«Может быть, кто-то из них встречал Ивана Петровича?» – с надеждой подумала девушка, – «Об этом надо обязательно спросить.»
Ночь перед визитом прошла в бесконечных примерках платья, в котором мадемуазель должна была покорить публику. На деньги, подаренные Армором была закуплена целая коробка аксессуаров. Не обошлось и без кружевных мотивов. Бывшая няня и мать Лизы постарались на славу. Платье девушки и вправду получилось нарядным, хотя и слегка старомодным. Но кто на это сейчас, в 1918 году будет обращать внимание?
Лиза появилась в здании посольства за полчаса до начала.
– Опаздывать на такие мероприятия – дурной тон, – сказала няня, – лучше прийти заранее.
Армор ждал девушку на лестнице. Увидев Лизу, он приветственно помахал платком и сбежал вниз. Американец выглядел весьма галантным кавалером, такого общения у дочери генерала не было с того времени, как закрылся Смольный институт. На какие-то минуты она почувствовала себя счастливой.
После официальной части начались танцы. Старшее поколение поднялось на второй этаж, чтобы составить партию в любимый послом Френсисом покер. Вологодские официальные лица один за другим откланялись.
Большевику Элиаве было неудобно оставаться в обществе империалистов и недобитых буржуев. Александров, напротив, чувствовал себя в своей тарелке, и только какое-то срочное дело, заставило его покинуть гостеприимный дом на Дворянской.
После танцев под фортепиано Армор спросил, не музицирует ли мадемуазель? Лиза отвечала, что играет на фортепиано и поет.
Публика захлопала в ладоши.
– Просим, просим!
Она села за инструмент и спела русский романс «Не уходи, побудь со мной». Он очень подходил к ее настроению. Зал взорвался аплодисментами.
– У Вас великолепный голос, скажите, какое это сопрано? – спросил кто-то из слушателей.
– Лирическое, – отвечала Лиза, – мой учитель музыки господин Зубов еще в 1914 году в Екатеринославе настаивал, что надо серьезно заниматься музыкой и обязательно поступать в консерваторию. Но как можно учиться в такой обстановке?
– Действительно, – пробормотал Армор, он был явно огорчен.
– Скажите, Вы упомянули фамилию Зубов, – спросил Лизу среднего возраста человек с усами, – насколько я понимаю, речь идет о Михаиле Юльевиче Зубове.
– Да, какое-то время он преподавал мне фортепиано.
– Тогда разрешите представиться, – собеседник щелкнул каблуками, – Петр Юльевич Зубов, присяжным поверенный, родной брат вашего учителя музыки.
– Как тесен мир, – от неожиданности всплеснула руками девушка, – кстати, Вы с ним похожи, только у Михаила Юльевича усы не такие.
– Что поделать, у каждого свои особенности, – улыбнулся Петр Зубов, – а знаете ли Вы, кто написал замечательный романс, который Вы только что исполняли? Я имею ввиду: «Не уходи».
– Не знаю, – ответила Лиза, – у нас была пластинка, там значилось, что это цыганский романс, а пела его знаменитая певица Анастасия Вяльцева, мне до нее далеко.
– Ну что вы, отнюдь, Ваше исполнение тоже очень мило. Но я хотел Вам сказать не об этом. Композитор – автор этого романса Николай Зубов – мой дядя.
– Неужели? – удивилась мадемуазель Мизенер, – значит, на пластинке написана неправда?
– Жулики-с, – поморщился Петр Зубов, – это сделано, чтобы не платить гонорар автору.
– Какая низость, – согласилась Лиза. – А исполнителю тоже надо платить автору?
– Ну что вы, не беспокойтесь, дяди давно нет в живых, и мы даже не знаем, что с ним случилось.
– На самом деле? – спросил кто-то из гостей.
– Увы, – Петр Юльевич пафосно развел руками, – нет никаких следов. После того, как Анастасия Дмитриевна Вяльцева фактически отвергла его, связав свою жизнь с полковником Бискупским, жизнь для композитора потеряла всякий смысл. Он больше не мог сочинять музыку, вероятно, не видел смысла и в телесном существовании.
У нас в семье есть легенда, будто ранним апрельским утром 1908 года Николай Владимирович Зубов вышел из дома, увидел, что на Неве начался ледоход, запрыгнул на большую льдину и отправился на ней в море. Больше его никто не видел.
– Это же грех великий, самоубийство! – воскликнула Лиза.
– Отнюдь, – философски заметил Петр Зубов, – он просто ушел от людей, отдав себя во власть стихии.
– Страхи какие, – снова всплеснула руками дочь генерала. Ей подумалось, что там, в Финляндии, ее возлюбленный Иван Смыслов в отчаянии мог совершить нечто подобное.