– Я очень смиренен, сэр!
– отвечал Урия Хип.

– Вы всегда смиренны, Номер Двадцать Седьмой!
– заметил мистер Крикл.

Тут вмешался другой джентльмен; он спросил крайне озабоченно:

– А вы вполне довольны?

– Вполне. Благодарю вас, сэр, - взглянув на него, сказал Урия Хип.
– Я никогда не был так доволен, как сейчас. Теперь я вижу, какой я был безрассудный. Вот почему я доволен.

На джентльменов эти слова произвели большое впечатление. Третий джентльмен, вытянув шею, с чувством спросил:

– А мясо вам нравится?

– Благодарю вас, сэр, - ответил Урия, переводя на него глаза.
– Вчера оно было жестковато, но мой долг - не роптать. Я совершал безрассудства, джентльмены, - продолжал Урия с бледной улыбкой, - и должен безропотно нести все последствия.

Джентльмены зашептались между собой - они были восхищены тем, что дух Номера Двадцать Седьмого парит в небесах, а также возмущены поставщиком, давшим Урии основание для жалобы (мистер Крикл немедленно ее записал). А тем временем Номер Двадцать Седьмой стоял среди нас с таким видом, словно был самым ценным экспонатом в известнейшем музее. Но вот, чтобы сразу нас, неофитов, ослепить, был отдан приказ выпустить из камеры Номер Двадцать Восьмой.

Я так уже был изумлен, что почти не удивился, когда из камеры вышел мистер Литтимер, погруженный в чтение какой-то душеспасительной книги.

– Номер Двадцать Восьмой!
– обратился к нему доселе молчавший джентльмен в очках.
– На прошлой неделе, старина, вы жаловались на какао. А как обстоит дело теперь?

– Благодарю, сэр, теперь стало лучше, - сказал мистер Литтимер.
– Прошу прощения за смелость, сэр, но все же я должен сказать, что молоко, на котором оно сварено, разбавлено. Впрочем, сэр, мне известно, что в Лондоне сильно разбавляют молоко и добыть цельное молоко затруднительно.

Джентльмен в очках, как мне показалось, ставил ставку на свой Номер Двадцать Восьмой против Номера Двадцать Седьмого мистера Крикла: каждый из них выдвигал своего фаворита.

– В каком вы расположении духа, Номер Двадцать Восьмой?
– спросил джентльмен в очках.

– Благодарю вас, сэр, - отозвался мистер Литтимер.
– Теперь я вижу, какой я был безрассудный. Я очень огорчаюсь, когда думаю о прегрешениях моих прежних приятелей. Но, я надеюсь, они заслужат прощение.

– И теперь вы вполне счастливы?
– спросил джентльмен в очках и кивнул головой, дабы приободрить мистера Литтимера.

– Премного обязан, сэр. Вполне!
– откликнулся мистер Литтимер.

– Может быть, у вас есть что-нибудь на душе? Говорите, Номер Двадцать Восьмой!
– продолжал джентльмен в очках.

– Сэр!
– не поднимая головы, сказал мистер Литтимер.
– Если мне глаза не изменяют, здесь находится джентльмен, который когда-то знал меня. Этому джентльмену полезно будет услышать, сэр, что своим прошлым безрассудством я целиком обязан моей легкомысленной жизни на службе у молодых людей. Я позволял им склонять меня к слабостям, с которыми не мог бороться. Надеюсь, что джентльмену пойдет на пользу это предупреждение, сэр, и он не будет на меня в обиде. Это я говорю для его блага. Я сознаю свои прошлые безрассудства. Надеюсь, он раскается в своих ошибках и прегрешениях.

Кое-кто из джентльменов прикрыл рукой глаза, словно только что перешагнул порог церкви.

– Это делает вам честь, Номер Двадцать Восьмой, - заметил джентльмен в очках.
– Я ждал этого от вас. Не хотите ли вы еще что-нибудь сказать?

– Сэр! Есть одна молодая женщина, вступившая на дурной путь, которую я пытался спасти, сэр, но это мне не удалось, - продолжал мистер Литтимер, слегка приподнимая брови, но по-прежнему не поднимая глаз.
– Я прошу джентльмена, если он может и будет столь любезен, передать этой молодой женщине, что я прощаю ей вину ее передо мной и призываю ее раскаяться...

– Не сомневаюсь, Номер Двадцать Восьмой, джентльмен, к которому вы взываете, глубоко чувствует то, что вам удалось так хорошо выразить, и все мы должны это почувствовать, - сказал в заключение джентльмен в очках.
– Мы вас больше не задерживаем.

– Благодарю вас, сэр, - сказал мистер Литтимер.
– Позвольте пожелать вам, джентльмены, доброго здравия. Надеюсь, вы вместе с вашими близкими узрите свои прегрешения и исправитесь!

С этими словами Номер Двадцать Восьмой удалился, обменявшись взглядом с Урией. Похоже было на то, что они нашли способ сообщаться между собой и знали друг друга. А когда за мистером Литтимером захлопнулась дверь камеры, вокруг меня зашептались о том, что это человек весьма респектабельный и этот случай заслуживает всяческого внимания.

– Ну, а вы, Номер Двадцать Седьмой, скажите, что мы для вас можем сделать?
– заговорил мистер Крикл, выдвигая на опустевшую сцену своего фаворита.
– Говорите!

– Смиренно прошу вас, сэр, разрешите мне еще написать матери, - сказал Урия, тряхнув гнусной головой.

– Это разрешение, конечно, будет дано, - вымолвил мистер Крикл.

– Как я вам благодарен, сэр! Я так беспокоюсь о моей матери. Боюсь, она не спасется. Кто-то неосторожно спросил:

– От кого?

На него зашикали. Все были явно возмущены.