Во всяком случае, она будет очень хорошенькой - в этом я не сомневался, - случилось же так, что никогда раньше мне не приходилось видеть ее более восхитительной. Ее не было в гостиной, где я познакомил Агнес с двумя тетушками; от смущения она где-то спряталась. Но теперь я знал, где ее искать, и в самом деле нашел ее за той же дверью, где она стояла, заткнув уши, как и в первое мое посещение.

Сначала она совсем отказалась выйти, затем стала умолять об отсрочке ровно на пять минут по моим часам. Когда, наконец, она взяла меня под руку и мы двинулись к гостиной, ее личико так разрумянилось, что никогда прежде не видел я ее такой прелестной. Но когда мы вошли в комнату, она вдруг побледнела и стала еще в десять тысяч раз красивей.

Дора боялась Агнес. По ее словам, Агнес была "слишком умная". Но, бросив на нее взгляд и увидев ее лицо, веселое и вместе с тем серьезное, задумчивое и доброе, Дора тихонько вскрикнула от радости и удивления, нежно обвила руками шею Агнес и прильнула щечкой к ее лицу.

Никогда я не был так счастлив. Как мне было хорошо, когда я видел, что они сидят рядом, когда я видел, что моя маленькая возлюбленная смотрит так доверчиво в эти добрые глаза, когда я видел, как нежно и ласково глядит на нее Агнес!

Мою радость разделяли, по-своему, и мисс Лавиния и мисс Кларисса. Это было самое приятное в мире чаепитие. Во главе стола сидела мисс Кларисса. Я разрезал сладкий анисовый пирог и угощал им всех. Обе маленькие тетушки, подобно птицам, с удовольствием подбирали анис и клевали сахар. У мисс Лавинии был благожелательно-покровительственный вид, словно наша счастливая любовь была делом ее рук, и мы все были очень довольны собой и друг другом.

Ясность и приветливость Агнес покорили их сердца. С каким вниманием она относилась ко всему, что занимало Дору, как она быстро подружилась с Джипом (который немедленно пошел ей навстречу), как мило она шутила с Дорой, когда та стеснялась сесть на свое обычное место рядом со мной, с какой обаятельной скромностью она выслушивала какие-то признания Доры, от которых та вся разрумянилась! Казалось, что с ее появлением наш маленький кружок больше ни в ком не нуждается.

– Как я рада, что понравилась вам!
– сказала Дора после чая.
– Я на это не надеялась. А теперь, когда Джулии Миллс нет, мне так нужно, чтобы меня любили.

Кстати, я забыл об этом упомянуть раньше. Мисс Миллс отплыла в Индию, а мы с Дорой попрощались с ней в Грейвзенде на борту большого океанского корабля; мы получили на память имбирь, гуаву и другие подобные лакомства и покинули мисс Миллс плачущей на складном стуле, на шканцах; под мышкой у нес был большой, еще не начатый дневник, где она собиралась запечатлевать и хранить под замком свои размышления, которые будет в ней пробуждать океан.

Агнес выразила опасение, что ее портрет, нарисованный мной, был не очень-то лестным, но Дора решительно это опровергла.

– О нет!
– сказала она, тряхнув локонами.
– Он так вас хвалил! Он так высоко ценит ваше мнение, что я боялась, понравлюсь ли вам.

– Мое мнение не заставит его сильнее полюбить некоторых его знакомых, улыбаясь, сказала Агнес, - для них оно не имеет значения.

– Но, пожалуйста, если можно, будьте обо мне хорошего мнения! ластилась к ней Дора.

Мы стали потешаться над Дорой, которой так хотелось, чтобы все ее любили, а она назвала меня глупышкой; сказала, что не любит меня, и вечер промелькнул незаметно. Скоро должна была появиться карета, приближалось время нашего отъезда. Я стоял один перед камином, когда в комнату неслышно прокралась Дора, чтобы, как всегда, поцеловать меня перед моим уходом.

– Вам не кажется, Доди, что я была бы умней, если бы давно с ней подружилась?
– спросила она, и ее глаза блестели, а правой своей ручкой она рассеянно крутила пуговицу у меня на сюртуке.

– Какой вздор, моя радость!
– сказал я.

– Вы думаете, это вздор?
– не глядя на меня, спросила Дора.
– Вы уверены в этом?

– Конечно!

– Я не помню, в каком родстве вы состоите с Агнес, мой милый ворчуп, сказала она, продолжая крутить пуговицу.

– Ни в каком, - ответил я.
– Но мы росли вместе, как брат и сестра.

– Я не понимаю, почему вы в меня влюбились, - продолжала Дора, принимаясь крутить другую пуговицу.

– Может быть, потому, Дора, что я не мог, увидев вас, не полюбить.

– А если бы вы меня никогда не увидели?
– спросила Дора, переходя к следующей пуговице.

– А если бы мы не родились на свет?
– весело сказал я.

Мне хотелось бы знать, о чем она думала, когда я молча любовался ее нежной ручкой, перебиравшей пуговицы у меня на сюртуке, смотрел на ее вьющиеся волосы, лежавшие на моей груди, и на ресницы ее опушенных глаз, медленно поднимавшиеся по мере того, как двигались вверх ее пальчики. Наконец ее глаза встретились с моими, она привстала на цыпочки и поцеловала меня - раз, два, три, - три раза поцеловала меня более задумчиво, чем обычно, и вышла из комнаты.