Спустя минуту Пятищев воскликнул вслух, почти в радостном тоне:

– А пока сестра Катя княжне все это устроит в Петербурге, княжна может жить с капитаном. Он боготворит ее. Наймут они квартирку в посаде… Там дешево… Можно за два гроша… Возьмут к себе нашу Марфу в прислуги. У него и у нее пенсия… Им за глаза… Безбедно могут жить, если по одежке протягивать ножки. Да, надо, надо… Но какой счастливый выход! – бормотал он торжествующе. – Как это мне раньше в голову не пришло! Скажу им сегодня за ужином. Надо уговорить княжну… И как это хорошо будет. А то княжна меня стесняет теперь до невозможности!

Он сделал вторую папироску, лег на оттоманку и уж с облегченным сердцем стал курить.

«А я за границу… в Италию, в какой-нибудь глухой городок, где за пять лир можно пансион взять у какой-нибудь старушки-итальянки. Там и кончу дни свои… – рассуждал он. – Вопрос только за деньгами… Шутка сказать, за деньгами! Но все-таки не надо отчаиваться… Надо подумать, надо изыскать источник, где их найти. Занять – у всех занято… Больше негде занять…»

Пятищев поднялся, сел на оттоманке и обвел глазами свой кабинет.

– Обстановку кабинета разве попробовать продать тому же Лифанову? Кабинет мой, я выговорил себе его обстановку при продаже Лифанову мебели. Но на что мне тогда обстановка, если я уеду за границу навсегда? Да если бы и не навсегда? Мебель – только бремя. Надо просить куда-нибудь поставить, а то и платить за ее помещение. Продам. Не Лифанову, так другому продам. За кабинет дадут… хорошо дадут… Наконец, библиотека… Книги стоят денег. Трудно их здесь продать, но надо постараться. В губернском городе продать… Да и кровать мою можно продать. Она хорошая, бронзовая… Тюфяк… Шубу можно продать. На что мне шуба, если я буду жить в Италии, в благодатном климате!

Он даже повеселел при этой мысли.

«В Италию! За границу! Не стоит в России оставаться! Не стоит! – мысленно повторял он, шагая по кабинету. – Там меньше все будет напоминать о прошлом, меньше раздражать… Там я успокоюсь под сводом голубого неба. Да и долги… Положим, крупный долг погашен, но мелкие долги… Здесь пристают, просят уплаты… Тревожат, душу выматывают. А там уж я буду спокоен… Никто не потревожит. Надо только уехать тихо, незаметно. Интересно смекнуть хоть приблизительно, сколько я могу выручить за оставшиеся у меня вещи?» – задал он себе вопрос, опять подсел к столу и написал: «Кабинетная мебель. Кровать. Шуба».

Он еще раз обвел глазами кабинет и сказал себе: «Вон барометр еще остался – и он стоит денег. В общем, и это подспорье. Чернильницу продам. Она бронзовая. Не везти же мне ее с собой! А книги? Да, книги… Их томов пятьсот будет, а то и больше».

Он написал: «Книги».

Послышались шаги в соседней комнате и кряканье. По кряканью Пятищев узнал капитана.

– Можно к тебе? Ты что делаешь? – спросил наконец капитан, стоя на пороге кабинета.

– Да вот, соображаю. Завтра надо выбираться из этого дома. Я дал Лифанову слово, – отвечал Пятищев. – Кроме того, сейчас окончательно решил насчет моего дальнейшего прозябания. Я ведь не живу теперь, а прозябаю. Это жизнь растительная…

Капитан вошел и сел около письменного стола в кресло.

– Придумал комбинацию, куда и вам всем деться, и как жить… – продолжал Пятищев. – И кажется, удачную. Не знаю только, как вы все согласитесь. Тебе я сейчас скажу свои планы, а княжне и Лидии сообщу во время ужина. Ах, мне эта княжна! С ней труднее всего!..

Пятищев снова тяжело вздохнул.

– Ты сейчас упомянул о княжне… – начал капитан. – Это несчастнейшая женщина. Мне кажется, ей не пережить всей этой катастрофы. Ты знаешь, купчишка Лифанов до того потряс ее нервы, что с ней сделалась форменная истерика, и я и Лидия насилу успокоили ее, насилу привели в чувство. Да и посейчас она больна, совсем больна.

– Знаю… Слышал, – отвечал Пятищев. – Я слышал, как она вскрикивала.

– Отчего же ты не зашел к ней?

– Что ж мне заходить? Что я мог бы поделать? При мне ей было бы хуже. Она на меня же напустилась бы с попреками. Ведь она в одном мне видит причину всех наших бедствий. А тут судьба, неумолимый рок… Рок, преследующий почти всех дворян-помещиков. Один погибает раньше, другой погибнет позднее… Может быть, мы в самом деле выродились, перестали быть способными к ведению хозяйства, как читал я где-то, не помню, но в конце концов мы все погибнем. Рок… – повторил Пятищев. – А удары рока надо сносить терпеливо. Так и княжна должна сносить с покорностью. Впрочем, у ней-то никогда ничего своего и не было, и у отца ее никогда ничего не было, – прибавил он. – Жил жалованьем сенатора. Однако оставим это. Сейчас я тебе сообщу комбинацию, которую я придумал в нашем несчастии, и мне кажется, что я с честью выйду из всего этого.

– Постой… – перебил его капитан. – А я пришел сообщить тебе кое-что о твоей Василисе. Ты знаешь, этот мерзавец был сейчас у Василисы и пил у ней кофей.

– Какой мерзавец? – быстро спросил Пятищев.

– Ах, боже мой! Да Лифанов-то.

– Ну-у?! Ты говоришь, кофей пил?

– Сидел у ней больше часа и кофей пил. Мне сейчас наша Марфа сообщила.

– Стало быть, он ее сам предупредил о выезде… – проговорил Пятищев, и на лице его выразилось беспокойство, но он тотчас же спохватился, прибавив: – Впрочем, может быть, это и лучше! Он разрядил батарею. Все удары посыпались на него, и мне будет теперь уже легче завтра перевозить ее. А я это обещал Лифанову.