Первоначальное образование получил дома (в Малмыже); на девятом году меня поместили вместе с покойным братом во вторую казанскую гимназию. По окончании курса в гимназии (1853) я был принят без экзамена в Казанский же университет, откуда по желанию отца, проживавшего в это время в Петербурге, перешёл в Петербургский университет. Это было в марте 1856 г. После того обстоятельства заставляли меня несколько раз оставлять университет и потом снова поступать в него; в 1859 году я поступил на юридический факультет, раньше был на историко-филологическом; был выключен за дело казанских студентов, потом опять принят, потом университет закрыли.

Квартиры я переменял довольно часто. В последнее время проживал у жены поручика Юлии Алексеевны Петровой, в Сред<ней> Мещанской, д<ом> Логинова № 7, кв<артира> 32. Деньги на содержание я получал за корректуру, за переводы с франц<зского> и с немец<кого>, за оригинальные статьи. Холост. Под следствием не был» [49] .

Упомянутая К. К. Сунгуровым корректура связана с его работой в редакции журнала «Время», издававшегося братьями Достоевскими. Исполнять свои обязанности молодому человеку было явно не просто, поскольку, как свидетельствуют факты, Фёдор Михайлович относился «к правке с заботливой бережностью и вместе с тем мелкой придирчивостью… суровыми придирками и бесцельными замечаниями» [50] . Тем не менее малмыжского уроженца великий писатель очень ценил, и, как считают некоторые исследователи, «не исключено, что отдельные главы романа “Преступление и наказание” (связанные с Родионом Раскольниковым) навеяны знакомством автора с К. К. Сунгуровым» [51] .

Конечно, портрет «героя одного из самых гениальных произведений в мировой литературе», как назвал Раскольникова автор классических работ о Ф. М. Достоевском Аркадий Семёнович Долинин (1880–1968), дан не один к одному. Так, Сунгурова, который, «хотя и не ежегодно», но бывал на исповеди, никак не назовёшь «последовательнейшим нигилистом», в основе мировоззрения которого лежит «атеизм, и вся его жизнь, все его поступки – лишь логические выводы из него» [52] .

Тем не менее реальный и литературный персонаж, как принадлежащие «к людям “среднего рода”, к мыслящей их части» [53] , во многом схожи. Будучи разночинцами и оказавшись в непривычной для них среде, и тот и другой испытывали большие материальные трудности, что не мешало им оставаться людьми творческими, пытающимися реализовать свой духовный потенциал в литературном творчестве. При этом, будучи «жертвами Петербурга» [54] , оба проводили в своих сочинениях мысль о необходимости изменить несправедливое устройство общества, что не могло не привлечь к ним внимания печально известного Третьего отделения. Но если Раскольников «близко подходил к той черте, с которой начиналось поле наблюдений тайной полиции империи» [55] , то Сунгуров эту черту переступил, что и привело его в Шлиссельбургскую крепость. После недолгого пребывания там он скончался в доме умалишённых.

К литературному наследию К. К. Сунгурова можно отнести статьи в «Юридическом вестнике» и опубликованный в 1962 году в журнале «Русская литература» «Дневник корректора» [56] , представляющий собой, по мнению известного литературоведа Василия Григорьевича Базанова (1911–1981), «историко- литературный интерес» [57] .

В мае 1850 года в Малмыже по пути из вятской ссылки ненадолго останавливался польский писатель и философ Генрик Михал Каменьский (1813–1865), автор трудов «О жизненных истинах польской нации», «Демократический катехизис», «Философия материальной экономии человеческого общества», «Народная война» [58] .

С 1846 по 1850 год Г. Каменьский посылал своей сестре Лауре письма, которые составили книгу, впервые опубликованную в Варшаве в 1968 году [59] . Из них следует, что о Малмыже Генрик Каменьский узнал ещё в декабре 1846 года. Некая «пани Шухевич», приехавшая из уездного городка в Вятку, пожаловалась ему на почти полное отсутствие в Малмыже мужчин её круга, из-за чего тамошним образованным девушкам приходится танцевать одним. «…Что вполне понятно, – заметил ссыльный демократ, – ибо молодые люди стремятся к иным местам по службе…» [60]

О пребывании Каменьского в Малмыже мы можем судить по планам, изложенным в письме из села Савали, где бывшего ссыльного тепло принимал тогдашний владелец поместья Николай Павлович де Бособр (1815/1816–1856) [61] : «Хочу взять в Малмыже человека, о котором слышал, что он хочет доехать до Минска, и господин Де-Бособр послал за ним, т. к. он в шестидесяти верстах в сторону служит у лесничего». Кроме того, автор письма намеревался навестить в городе «доброго знакомого по шахматам» Николая Васильевича Шабалина, с которым, видимо, общался в Вятке [62] . На 1848–1855 годы приходится вятский период жизни знаменитого писателя-сатирика Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина (18261889).

Как и А. И. Герцен, на Вятке «прокурор русской общественной жизни» оказался не по своей воле. Уверенный, что «везде можно быть полезным, если есть хотенье и силы позволяют», он более семи лет верой и правдой служил «далёкому, никем не тронутому краю», составлявшему неотъемлемую часть огромного государства.

Буквально по дням расписаны эти годы в биоблиографическом указателе «М. Е. Салтыков-Щедрин и его окружение в Вятке», вышедшем в городе Кирове в год 100-летия со дня смерти писателя [63] .