Дроздов с любопытством разглядывал все это аккуратно разложенное по стульям богатство. Но чем дальше опорожнялся сундук, тем скорее любопытство директора сменялось разочарованием. Все, что вчера представляло огромную ценность, сегодня уже превратилось в историю.

– Вот, - сказал Август Карлович великодушно, - пусть кто-либо берет и пусть читайт.

Дроздов засмеялся.

– Стриженому расчесок не дарят. Лет бы пять назад мы вам во какое спасибо сказали!

– А сейчас?

– Поздно, Август Карлович, теперь это... как бы сказать, вроде сундука Полишинеля.

– Это вы сериозно?
– спросил немец, опешив.

– Вполне. Спокойной ночи, герр Реймер.

Дроздов простился и вышел. Август Карлович машинально сложил книги и захлопнул сундук. "Тилимбом!" - сказал замок насмешливо.

Пинком ноги Реймер отшвырнул сундук под кровать и подошел к окну.

В старом сосновом лесу, окружавшем завод, горели сильные лампы. Строители не успели поставить столбы, поэтому белые шары висели на разной высоте среди сучьев и хвои.

Август Карлович надел шубу и вышел на улицу. На просеке, возле пакгауза, стоял длинный товарный состав. Парень в буденовке и лыжном комбинезоне просовывал стропы под квадратный, должно быть, очень тяжелый ящик.

Август Карлович тронул грузчика за плечо.

– Что это?

– А кто его знает, - сказал парень, не отводя глаз от груза.
– Каландр какой-то, шестьдесят вагонов - одна машина.

– Гамбург?

– Нет, Ленинград.

Август Карлович снова вспомнил о вежливой улыбке директора. Досада росла, как изжога.

– Сундук Полишинеля, - сказал он громко.
– Naturlich [разумеется]. Да, это есть опоздание.

Грузчик хмуро взглянул на пожилого человека в расстегнутой шубе.

– Опоздали, опоздали...
– сказал он, озлясь.
– Вся ночь впереди...

И, отвернувшись, громко добавил:

– Вот вредный толкач!

1937