Шрифт:
Прижав руку к отхлестанной физиономии, перевозчик ушел к корме лодки. Между пальцами сочилась кровь.
– Это она тебя так отделала?
– Когда она уснет, я снова возьмусь за дело.
– Женщина… – насмешливо протянул другой.
– Заткнись.
02:00
Седьмой час пути
Семь часов содроганий от страха и холода.
Каждые пять минут тело Норы оседало, ее рассудок медленно затуманивался, веки тяжелели – и тут же подсознание резко, будто электрический разряд, будило ее. Тогда она озиралась вокруг, не различая в кромешной тьме ничего. Она слышала только прерывистое дыхание, шорох одежды в ритме дрожания человеческих тел и толчков этих невидимо рыщущих вокруг и то вцепляющихся клыками в корпус лодки, то плюющихся пеной чудищ – морских волн, становящихся все более яростными.
Прошло пять минут, и Нора снова позволила умиротворяющему водовороту сна поглотить ее. Но на этот раз из оцепенения ее вывел кашель Майи. И тотчас на них нацелился фонарь. Движение человеческого тела, ворчание. Ослепленная ярким светом, Нора могла только с тревогой слушать приближающийся звук. Кто-то накинулся на нее, схватил ребенка – сначала за руку (завывание ужаса), потом за ногу (сердце замерло) – и со всей силы швырнул в воду, будто отделался от балласта.
Между ногами Норы снова сильно раскашлялась Майя, и перевозчик понял, что бросил за борт не ту. Другая мать поднялась, кинулась к борту, легла на воздушные подушки лодки, погрузила руки в воду и стала на ощупь шарить вокруг, выкрикивая имя своего ребенка, которого уже поглотило бурное море. Женщина не прыгнула за борт. Наверное, не умела плавать. И не обернулась к перевозчику. Наверное, не хватило смелости. Зато набросилась на Нору, из-за чьей больной дочки потеряла свою. Она грубо схватила ее за волосы и в оскорблениях излила все свое горе. Двое мужчин разняли женщин, которые в любой момент могли спровоцировать волнение толпы и перевернуть лодку. И во второй раз перевозчик уже не ошибся. Он оторвал Майю от пола, и ее ручки тщетно хватали пустоту. Какой-то момент она парила в воздухе, пребывая в мгновенном состоянии невесомости, а потом сильно ударилась о поверхность воды.
Видя, как дочь летит за борт, Нора не смогла вымолвить ни звука. Она рванулась к борту лодки, протянула перед собой руки, стала шарить по воде, пытаясь нащупать тело, одежду, прядь волос – что-нибудь, что можно было бы ухватить. Напрасно. Она узнала голос той, другой женщины, по-прежнему истеричный. Нора почувствовала, как чьи-то руки толкнули ее в спину. Она потеряла равновесие и тоже упала. Огромная волна подняла судно и вновь опустила его в десяти метрах от нее. Оттуда, из ледяной воды, она разглядела луч фонаря: он становился все тоньше и удалялся, пока не исчез совсем.
На борту все успокоилось: проблема была решена и порядок окончательно восстановлен.
Нора сотню раз прокричала имя Майи, прежде чем оставить свои попытки. За семь часов пути, сдавленная соседями, она не двинулась ни на сантиметр. Ноги и руки занемели и закоченели, так что она с трудом держалась на воде, и когда ей судорогой свело икру, стала медленно тонуть. Она задержала дыхание, насколько хватило легких, потом сдалась, вдохнула и наполнила их соленой водой.
Сперва дна Средиземного моря мягко коснулась ее ладонь, потом предплечье, потом все тело – и, наконец, голова, которая легла на песчаную подушку в окружении ее волос, будто в венке из черных цветов.
9
Дамаск, Сирия
Военный аэродром
02:00
Вспышка в триста шестнадцатый раз осветила ангар. Адам теперь несколько лучше понимал, как Самиру удается так долго выносить это, потому что к концу первого дня трупы стали для него уже просто абстрактными объектами, редкостно порочной работой художника с монохромной красной палитрой. Возможно, это был единственный способ не терять над собой контроль.
Конец пленки. Четырнадцатой. Адам уже не ощущал запаха крови, он смаковал ее прилипший к нёбу, проникший в ноздри, на язык металлический привкус. У него за спиной широко распахнулись боковые ворота, чтобы впустить внедорожник с тонированными стеклами, из которого вышел генерал Хадур, когда ему открыли дверцу.
Самир и Адам выпрямились и встали по стойке смирно, как всякий хороший солдат перед старшим по званию. Из-за эха в ангаре голос генерала, от природы низкий и значительный, приобрел несколько театральный оттенок.
– Капитан Саркис! Я знал, что могу рассчитывать на вас! – И, двинувшись в сторону Адама, продолжил свой выход на сцену: – Человек, который не боится присутствовать при пытках заключенного, способен на все. А в этой войне как раз и требуется быть способным на все, не так ли?
– Мое почтение, генерал, – только и ответил Адам.
– Завтра с шести утра следует снова приняться за дело. Морг тюрьмы Седнайя [16] тоже просит нашей помощи.
– Такое расписание оставляет нашему фотографу всего четыре часа на сон, – заметил Адам, как будто всерьез увлекся новым заданием.
16
Седнайя – город, расположенный в горах, в 30 км к северу от Дамаска, где находится тюрьма. В феврале 2017 г. «Международная амнистия» опубликовала отчет, в котором говорилось: «В период с сентября 2011 г. по декабрь 2015 г. в Седнайе внесудебно казнили от 5000 до 13 000 человек». 15 мая 2017 г. Госдепартамент США подтвердил обвинение в 50 секретных казнях в день, скрытых последующей кремацией на месте.
Генерал, не слишком привыкший к метким возражениям своих людей, нахмурился. Адам решил оправдаться:
– Величайшие военачальники умели заботиться о своих войсках, чтобы выигрывать войны. Что Наполеон, что Цезарь.
– Цезарь… – польщенный сравнением, пробормотал Хадур себе под нос. – Тогда явка в девять утра, такова воля Цезаря, – сделал он уступку фотографу.
И, резко хлопнув дверцей, снова уселся в свой кроссовер.
Выйдя из ангара, Адам направился к металлическому отсеку с ящиками, куда по прибытии были убраны его личные вещи. Солдат протянул ему оружие и снова занял свой пост.