Впервые за долгое время Дарахар посмотрел на меня, и в его глазах я увидела тоску по тому, что было, что он считал навеки утраченным из-за него. Да, он не жалел о содеянном, потому что знал: его решение спасло много жизней. Но также он считал, что его вина огромна. Он не нашел лучшего решения. Он проклял сородичей. Из-за него долина опустела и медленно угасала. Всё это он возложил только на себя. И с этим грехом жил так долго в одиночестве, неся этот груз внутри. Я знала… чувствовала, что я первая, кому он изливает грусть и свою боль.

— Знаешь, Эли’Ви… — продолжил он наконец. — Потом оказалось, срок жизни драконидов в десятки раз меньше, чем у драконов. У всех, кроме меня. По какой-то причине у меня осталась и могущественная магия, продолжительность жизни — всё… Кроме возможности обернуться в дракона. И я посчитал это, то, что я стал таким и остался один, своим персональным проклятием за то, что сотворил. Чтобы я был сам себе живым напоминанием, всегда помнил, что совершили драконы. Вскоре, смирившись со своей судьбой, я принял её. А затем решил стать тем, кто будет предотвращать ошибки до их совершения, исправлять их, пока ещё можно. Чтобы более никто не повторил пути драконов. И уберечь всех тех, кто решил встать на него. Начал перемещаться по миру, из государства в государство. Демонстрировал бумаги от «отца Аэратара», что я посол. И окунался в светскую жизнь. Помогал урегулировать конфликты, решал проблемы, наставлял разными путями и способами на путь истинный королей, императоров и владык. Уговаривал их обходиться без войн. И вот уже более шести сотен лет я каждый день занимаюсь этим. Шляюсь по балам, встречам, заседаниям, непонятным сборищам, пытаясь сделать мир хоть чуточку лучше, чтобы исправить ошибки драконов, восстановить то, что было из-за них утрачено… И просто жил… Точнее существовал.

Пока он говорил, я осмелилась положить ему голову на плечо, а сейчас, замолчав, он сам обнял меня и прижал к себе. И мне стало так хорошо, уютно. Словно я нашла свой настоящий дом. Туда, куда всегда бежала и стремилась. Место, которое искала. Куда рвалось сердце… И наше с драконом молчание не было пустым. Казалось, оно наполнено куда большим смыслом, чем все пустые беседы за все мои пятьдесят прожитых лет. И даже тоска по детям стала не серой, гнетущей, а превратилась в приятное воспоминание о том, сколько хорошего было за те годы, что мы прожили вместе. Сколько было доброго, светлого. И сколько любви и нежности мы успели подарить друг другу.

Но наш разговор не был закончен, и Дарахар, немного передохнув, отпил вина, смочив горло, и продолжил:

— На этом можно закончить рассказ о моей жизни, прошлом. И вернуться в настоящее, ненадолго вспомнив то, что произошло примерно десять лет назад. Когда я был здесь, в этом доме, в последний раз до этого момента. Помню, тогда так устал от всего: от бесконечных приемов, фальшивых улыбок, что сбежал сюда… Сидел и смотрел на звезды часами. Вспоминал ощущения от полета. Мечтал хотя бы однажды снова расправить крылья. И понять, что такое вновь радоваться жизни. Любить женщину…

Губы Дарахара коснулись моих волос, как легкое дуновение ветра, а прикосновение его пальцев к моей щеке опалило кожу.

— …И, подняв глаза к небу, я впервые обратился к Великому, тому, в кого верят другие, но в кого я никогда не верил. И, несмотря ни на что, не поверю. Тогда я попросил о любви, о том, кто выслушает меня и поймет… Но, произнеся ту просьбу, я сразу разозлился на себя за проявленную слабость. В порыве гнева я отломал от скалы кусок камня. И вытесал себя… Издеваясь над своим образом, своими желаниями и помыслами, — мужчина как-то презрительно фыркнул. — Видишь ли, — приобнял меня Дарахар сильнее, — статуя, которую украли, для меня совсем не важна. Я бы и сам сбросил её со скалы, доберись я до неё первым. И, честно говоря, я даже рад, что ты её не видела…

— Это почему это?!

— Как я уже сказал, я и со своей статуей перемудрил. Изобразив себя, я кое-где намерено перестарался. Очень сильно перестарался. Поэтому, надеюсь, ты её никогда не увидишь. А насчет того глупца и идиота, кто эту статую украл: он откуда-то может знать, что мать Эли’Эйр однажды сказала моему отцу. Слова, что предназначались для всех драконов и были предостережением. Сейчас это только мои домысли и догадки, но они вписываются в картину происходящего вокруг бреда. Итак. Насколько мне известно, там, в её пророчестве, были такие строчки: «Лишь любовь огневолосой способна оживить каменное сердце последнего потомка последнего короля. И назовет он её солнечной принцессой и падет проклятье…» Ну или как-то так. Дословно я его не знаю, потому как слышал только краем уха во время разговора брата и отца, когда был ещё совсем молодым. И до сего момента я о них не вспоминал, не считая, что это ко мне относится… И никогда и не вспомнил бы о них, если бы не твои слова о Эли’Ви и фаэре. А кто-то, и я, возможно, догадываюсь кто этот идиот, не только осмелился прийти сюда, но и украсть мою, замечу каменную, статую!

— Ты думаешь, что это дракониды? — зевнув, не в состоянии сдержаться, уточнила, погладив фаэни, что недовольно запищало и открыло глазки, когда Дарахар повысил голос от злости.

— Дракониды и фаэры. Сладкая парочка! И, скорее всего, кто-то из отпрысков моего рода, — зубы мужчины громко скрипнули, и Черныш сонно зашипел, одарив сердитым взглядом Дара. И мне пришлось вновь успокаивать малыша, отчего и я посмотрела на него крайне выразительно. Но фаэни, недовольно прошипев, спрыгнуло с моих коленей и перебралось на подлокотник дивана. И там, свернувшись как кот, вновь крепко уснуло.

— Больше и некому, — продолжил, немного подумав, Дарахар. — Фаэры не знали дорогу сюда, несмотря на все свои привилегии. Драконов, тех, кто тут жил когда-то, уже никого нет в живых, однако кто им мешал передать знания своим потомкам? А те, в свою очередь, приказали своим шавкам сюда приехать. Только понять я не могу вот что — неужели они действительно верят, что эта статуя как-то им помогла бы снять проклятие? Вот бы узнать полный текст того пророчества…

— А его, вообще, можно снять? — поудобнее устроившись на его плече, пробормотала я.