– Нет, я плакать не буду, мне кажется, я что-то в этом роде ожидала. Знаешь, когда у тебя много денег, до конца не верится в любовь. Я хотела верить, что Роман любит меня, но не могла, было ощущение, что вот-вот что-то произойдет и рухнет мой замок любви. Как я ошибалась, замка то не было, была песочная норка. Однако нам надо думать, как выбраться отсюда. Плохо то, что у меня болит живот и спина. Я еле сдерживаю себя, чтобы не стонать.

– Я забыла тебе сказать, Олеся, что больная девочка не родная дочь Кувандыка. Представляешь! – еще тише зашептала Юлька. – Я говорила с малышкой, и она сказала, что ее заставляют называть этого хозяина папой.

– Вот козел!

– Я тоже такого же мнения. Девочка сказала, что ее мама и братик умерли, этот козел сказал ей об этом. Бедная малышка, она так плакала, я ее еле успокоила. Ты, что Олеся? Тебе плохо? Я сейчас зажгу лампу.

– Не надо, вдруг кто-нибудь войдет.

– Ну и пусть входят, ты все равно не сможешь родить незаметно. Это ведь не на улицу тайком выйти.

– Все, все! Мне уже легче. – Олеся перевела дух.

– Я выйду, поставлю воду и попрошу помощи.

– Подожди, Юль, не надо, чтобы ты их всех видела. Будет только хуже, я их предупрежу, буду громко стонать, и когда они разойдутся, ты выйдешь. Я думаю, им тоже не хочется с тобой встречаться.

И Олеся застонала громко и протяжно, стон разлетелся по дому. Через минуту Кувандык был в проеме двери.

– Что здесь происходит? Чего ты так орешь? – обеспокоенно и вместе с тем недовольно посмотрел он на Олесю, затем на Юльку.

– У нее схватки. Вам, мужикам этого не испытать, а то бы вы ревели сильнее верблюда, – за Олесю ответила Юлька. – Нужна горячая вода, простыни и все самое необходимое. Думаю, вам известно, что именно.

– Хорошо, будь с ней, не выходи, а я все сделаю. Но только сильно не кричи, дочь испугаешь, а ей волноваться нельзя.

– Вот ведь как помчался все делать сам, лишь бы я не видела гостей. Куда же он их поместит? И сколько их там? Что-то я насчитала четыре голоса, Кувандык – пятый. Не слишком ли большая охрана?

Олеся кривилась от боли.

– Было бы не обидно рожать от хорошего человека, а от подлеца, стоит ли?

– Да ты что! – возмутилась Юлька. – Ребенок то причем? И там только его частичка, а все остальное твоя плоть и кровь. Сказанула тоже, да еще и во время родов. – Юлька подошла к Олесе, погладила ее по животу. – Ты, малыш, не слушай мамкины глупости, это она от боли не может соображать. Тебя все будут любить, а твоя мамочка больше всех, только родись благополучно. Здесь не так уж и плохо, а из этого паучатника, из этой липкой паутины мы выберемся, не сомневайся. И тебя никому не отдадим, твой братик тебя ждет.

– Ладно, тебе! – засмеялась Олеся. – А то мой ребенок будет тебя любить сильней, чем меня.

– А ты не говори при нем глупости, не пугай его! – вполне серьезно заявила Юлька.

– У меня в голове не укладывается, как может человек, который жил рядом, казалось, любил и его любили, измениться до неузнаваемости. – Огорченно говорила Олеся, стараясь сесть в постели.

– Нет, только не садись, а стоять тебе трудно с больной ногой. Лежи, терпи, хотя лежать тоже тяжело. А насчет того, что человек меняется, то ты ошибаешься. Каким был, таким и остался, только был под маской любящего, верного, нежного супруга. Сейчас он без маски, и мы его видим таким, каков он есть. Все закругляемся с разговорами, не время и не место.

В комнату вошел Кувандык. Он принес кувшин с горячей водой и чемоданчик.

– Здесь все необходимое, – положил он чемоданчик на стол. – Я помогу вам.

– Нет! Нет! – в один голос закричали Юлька и Олеся.

– Если вы понадобитесь, мы вас позовем, а сейчас идите, у вас свои дела и, кажется, проснулась ваша дочь.

Кувандык вышел, предварительно предупредив:

– Если будет плохо, позовите меня.

Юлька, приоткрыв дверь, смотрела ему в след.

– Малышка проснулась, плачет, но он к ней не пошел. Он снова ушел на кухню, – тихо комментировала она. – Злодеи, а не люди. Как пираты, сидят, замышляют нападение, даже не замечает, что ребенок плачет.

– Ох, Юленька, отойди от двери, готовь все необходимое. Все ли у него в чемоданчике: спирт, йод, нашатырь, ножницы, нить, перевязать пуповину? Что я еще забыла? Конечно, пеленки, не соображу, что еще нужно. Потом будем метаться по комнате. Найди клеенку, можно сдернуть со стола. – Олеся закусила губу и протяжно застонала. – Ох, не могу, нет сил терпеть!

Юлька села с ней рядом.

– Терпи сестренка! Давай, я поглажу тебе поясницу, может, станет легче?

– Нет! Нет! Не трогай меня! Господи! Как же больно! Я умираю, Юля, я умираю!

– Ты не должна так говорить. Ты ведь женщина, значит, терпи, рожай! Я родила двоих, и мне тоже было не сладко, но о смерти не смей думать. Не зови ее, у тебя ребенок, ты должна думать о нем. Ему сейчас трудней, чем тебе. И он маленький беззащитный, нуждается в матери, а второй вот он, лежит в кроватке, не спит. Ты обещала Фатиме, что не бросишь его, это твой сын, ты за него в ответе. Если больно кричи, выпускай из себя боль. Пусть те, кто сидят на кухне знают, что такое роды. Правильно, кричи!