Зимой в Сомервилле Тони держал набор таксидермиста в подвале своего дома на Хадсон-стрит в квартале Винтер-Хилл (именно здесь действовала печально известная банда Уайти Балджера). Тони целыми днями экспериментировал с химикатами и инструментами. Позже в районе вспоминали, что в те годы исчезало множество домашних животных, больше всего кошек, но тогда никто не связал эти таинственные исчезновения с юным Тони Костой. Кошки вечно убегают…

Несмотря на то что Тони кучу времени тратил на мертвых животных и набор таксидермиста, учился он хорошо. В школе его считали одаренным учеником, он пользовался популярностью. Когда ему исполнилось одиннадцать, Джозеф Бонавири взял его на работу в свою компанию. Тони умел хорошо считать в уме. Он отлично справлялся с бухгалтерскими расчетами – умело подсчитывал доходы, налоги, страховку, социальные вычеты. Его расчеты могли удовлетворить даже самого придирчивого аудитора. Бонавири прозвал своего приемного сына Чудо-ребенком [6] . Когда Тони исполнилось тринадцать, он получил рекомендацию в старшую школу Вестерн-Джуниор, где отмечались его «поразительный дух сотрудничества и честность». Учитель английского вспоминал, что он был очень спокойным юношей, которого все любили.

Тони не исполнилось еще и двенадцати, когда в Провинстауне, куда семья приехала на лето, местный парень заманил его в подвал собственного дома, связал и изнасиловал [7] . Как это часто бывает с сексуальным насилием в отношении детей, в полицию никто не заявлял. Тони никогда не рассказывал, кто был насильником. Неизвестно, было ли это однажды или несколько раз. Говорил он лишь, что это был «старший мальчишка». Спустя более пятидесяти лет, в 2009 году, бывшая жена Тони по-прежнему отказывалась называть насильника. Она говорила лишь, что человек этот до сих пор жив и все еще живет в Провинстауне. Но жена Тони была твердо уверена, что «те события оказали сильное влияние на психику мужа» [8] .

Похоже, в Провинстауне Тони подвергался сексуальному насилию не единожды. Местный мальчишка, Кори Деверо, который дружил с Тони, рассказывал, что «каждое чертово воскресенье» [9] он сам и другие мальчики подвергались сексуальному насилию со стороны приходского священника церкви Святого Апостола Петра, отца Лео Дуарте. Когда Деверо было семь лет, священник напоил его и других алтарников вином со специями, сказав, что это «кровь Христова». А потом Дуарте стал уводить мальчишек по одному в укромный уголок. В отличие от нападения «старшего мальчишки» на Тони, о насилии над Деверо стало известно полиции – его нашли на улице без сознания, и полиции пришлось разбираться. Городской врач, доктор Дэниел Хиберт и начальник полиции Фрэнсис Маршалл обо всем рассказали матери мальчика, и эта история вышла на свет.

Но «насильникам ничего не было» – неудивительно, что Кори до сих пор преисполнен гнева и ненависти к католической церкви, покрывающей священников-педофилов. Хотя прошло уже шестьдесят лет, но чувства его все еще сильны.

Кем бы ни был насильник Тони и что бы мальчик ни почувствовал из-за изнасилования, вера в Бога у него пошатнулась. Хотя Тони женился и крестил детей в церкви, на службы он никогда не ходил – пока не попал в тюрьму за убийство первой степени. Там он посещал церковь почти каждый день.

3 августа 1960 года Тони исполнилось шестнадцать. На деньги, оставшиеся после смерти отца, Сесилия купила ему первую машину, подержанный драндулет. Машину Тони просто обожал. Он даже снял соседский гараж, чтобы не оставлять ее ночами на улице. Но к гаражу прилагалась соседская дочь Донна, которая в Тони по уши влюбилась. Тони же считал ее «приставучей тощей язвой» [10] .

Трудно винить девушку, которой показалось, что Тони ей симпатизирует. За год до этого, когда Донне было тринадцать, Тони начал зазывать ее в подвал своего дома, а там он связывал ей руки, укладывал на стол и стягивал с нее трусики. Тони утверждал, что просто «смотрел на нее». В ноябре 1961 года, по словам Тони, Донна дала ему ключ от своего дома, чтобы, когда родители заснут, он поднялся к ней в спальню. Он поднялся, но когда уже стоял перед кроватью Донны, она закричала и он выбежал из дома. Через несколько дней Тони попытался снова затащить ее в подвал. Донна снова закричала, Тони дал ей пощечину. Она убежала домой. От пощечины остался синяк, мать начала расспрашивать, и Донна сказала, что Тони «ее не выпускал» [11] . Она рассказала родителям, что несколько дней назад проснулась и увидела его в своей спальне. Он ласкал ее через ночнушку. Хотя показания расходились, Тони арестовали, обвинили в нападении, избиении, проникновении в чужое жилище и попытке изнасилования. На суде Тони заявил, что всего лишь хотел узнать, за что Донна «его ненавидит». Судья на это не купился. Хотя прямых улик не было, его все равно осудили по обоим обвинениям и приговорили к году заключения с отсрочкой исполнения приговора и трехлетним испытательным сроком. Ему было приказано уехать из Сомервилля.

Сесилия приговор суда исполнила. Она отправила сына к сестре в Провинстаун, пока все не уляжется. Но все не улеглось. Спустя несколько месяцев Сесилия и Винни собрали вещички и отправились к Тони в Провинстаун. Сесилия бросила не только Сомервилль, но и Джозефа Бонавири. Хотя на содержание Винни Бонавири еженедельно выплачивал по пятьдесят долларов, с Чудо-ребенком он больше не хотел иметь ничего общего.

Мама вышла замуж за отца, чтобы наконец-то заняться сексом. Она вечно это повторяла. На самом деле она влюбилась в отца с первого взгляда, когда увидела его на вечеринке, где он играл на пианино и распевал «Пенни с небес». Но касательно секса у нее были твердые убеждения. Добрые католички, к которым она себя относила, не занимаются сексом до свадьбы. По крайней мере, не в 1958 году. Спустя годы, когда я спросила ее про первую брачную ночь, мама расхохоталась, вспомнив, как мой отец скакал по гостиничному номеру, «вцепившись в свою штуковину», как они пытались избежать беременности с помощью традиционного католического метода: воздержания. Не помогло. Я родилась в точности через девять месяцев после той ночи, а моя сестра Луиза – через двадцать два месяца.

Брак родителей начинался вполне благополучно, но к тому моменту, когда мне исполнилось четыре, тихие шепоты из-за закрытой двери родительской спальни сменились скандалами настолько шумными и яростными, что мы с Луизой залезали в большой шкаф в нашей комнате, закрывали уши руками и съеживались между пыльными чемоданами. Но это не помогало. Дом у нас был крохотный, и громкие крики без труда проникали сквозь тонкие стены.

В лучшем случае нам удавалось ничего не слышать. Мама всегда была вне себя от ярости. Нашему отцу она желала смерти, твердила, что он окажет нам огромную услугу, если спрыгнет с чертова моста Сагамор. Она уже готова была собрать его вещи и вышвырнуть из дома к чертовой матери! Пусть дальше врет кому-нибудь другому, а она сыта по горло.

И однажды вечером так и произошло.

Вернувшись, отец попытался объясниться, но мама ничего не желала слушать. Они начали ссориться, а мы с Луизой спрятались в шкафу – там и заснули. Мама с трудом нашла нас, вытащила из шкафа и уложила в постель. Утром два пыльных чемодана были собраны и стояли в коридоре. Мы даже не поняли, что произошло, но отец ушел, даже не попрощавшись.

Вышвырнув мужа, мама страстно желала наконец-то освободиться от него. Но все знали, что католики не разводятся. Никогда. Мама всю жизнь старалась быть благонравной католичкой и теперь надеялась, что отец Фрэнси Ши отнесется к ней с симпатией и поможет в этой трудной ситуации. Четыре года назад он венчал родителей. Но оказалось, что мама ошибалась.