– Готовы!

– Пошел!

Знайка стартовал, пригибаясь, вдоль стеночки... и порода посреди галереи взорвалась, выпуская таившийся там механизм. Он еще только вынырнул, доводясь и выцеливая с ходу – а Серега уже долбил в головную часть, где за бликующим триплексом угадывалась оптика. Бил – и с ужасом понимал, что попадания не наносят повреждений, что он просто не успевает остановить машину и помешать…

Довернув ствол, механизм плеснул короткой очередью – и тут же, мощно загребая землю лапами в клубах пыли, попер вправо, уходя за громадный валун. Корпус его искрил рикошетами – это в работу включились пацаны – но урона пока не проходило. Серега, укатившись за ребро, с замиранием сердца оглянулся, ожидая увидеть разодранное тело научника… в галерее было пусто. Успел, курилка?!.. Нутро вспыхнуло бешеной радостью… но взгляд вдруг упал на странный своей знакомостью ошметок, одиноко лежащий чуть поодаль – и спустя мгновение он понял, что видит. Ботинок. Будто Знайка разулся – но снял почему-то только один. Аккуратно поставил, и ушел, полуразутый, в неизвестном направлении. Верхняя часть ботинка влажно поблескивала, а над краем берца торчало что-то очень похожее на палку с размочаленным концом.

Он не помнил, как вскочил, не помнил, как бежал вдоль ребер, выискивая товарища. Помнил только панику, истошно орущую в мозгу. Букаш ушел, бросил – и второго потерять?!.. Страшно было – зуб на зуб не попадал. Опомнился только увидев мелкого – Илья лежал за четвертым ребром: сбрило, едва выскочил. Навзничь, на спине. Без признаков. Подскочив, Серега упал рядом, зашарил по шее, пытаясь нащупать пульс… и сразу отпустило. Жив. Жив, сука!

– Один – Карбофосу! За валуном сидит! – орал наушник. – Пока держим! Что делать?!..

– Знайка минус! Трехсотый! – дернув тангенту, выпулил Сотников в эфир. – Держите! Пару минут!

– Принял!..

Счет шел на секунды. Левая нога – огрызок с лохмотьями – плескала кровью, толчками в такт ударам сердца. Две минуты и смерть. Рванув подсумок с быстрой медициной, Серега вывалил наружу содержимое. Сначала – стерильная простынь. Рана серьезная и занести в нее дряни – как два пальца… Разодрав вакуумный пакет, выдернул плотный голубой квадрат ткани, встряхнул, расстилая на бетоне. Порядок. Теперь турникет. Приподнял обрубок, накинул петлю на голень ниже колена, дернул, затягивая – и, ухватившись за черный стержень рукоятки, крутанул. Знайка дернулся, застонал…

– Серег… Чё там?.. Подранили меня?.. – слабо пробормотал он. Попытался приподняться – но Сотников, толкнув его в лоб, снова завалил на спину.

– Лежи!

Шок делал свое дело, Илья не чувствовал пока боли, всех ее оттенков, адреналин блокировал рецепторы – но это ненадолго. Полминуты – и накатит. И слава богу – он пока не видел… Осознание придет – но чуть позже, когда мозг свалится набекрень от наркоты. И хорошо. Так оно легче…

Выдернув шприц-тюбик с промедолом[97], он всадил иглу в бедро. Илья снова попытался приподняться – но Сотников опять не дал, завалив его назад.

– Смирно лежи, сказал!

– Что там?.. Сильно меня?.. – в голосе Знайки послышались тревожные нотки. Сам медик, он наверняка уже заподозрил худшее…

– Влегкую, – соврал Серега. – Лежи, не суетись. Ща залатаем.

Латать? Куда там… Латают это – в операционной. Не в поле. Здесь эвакуация нужна – и сразу на стол к сосудистому[98]. Зрелище было так себе – рваные мышцы, ошметки мяса, обрывки комбеза и кожи, грязь... И окровавленная кость, торчащая наружу острыми осколками. Но самое поганое – кровь. Обрубок продолжал кровить – и кровить так, будто магистральная артерия все еще оставалась не пережата… Не до конца. Об этом говорило и состояние – Знайка слабел на глазах и уже не пытался подняться. Он тяжело, с присвистом, дышал, дрожал крупной дрожью – и это было уже совсем паршиво. Кислородное голодание пошло. Гипоксия.

– Точка! Точке еще нужно… Точка ранен!.. Давай к нему, я дальше справлюсь!..

– Успеем! – снова соврал Сотников.

Нет. Не успеем. Точка уже мертв. Мертв, даже если и жив пока. Такой вот парадокс. Если не сможет помочь себе сам – мертв. Первый медик ранен. Второй – занят первым. И Один с Хенкелем, которые все еще держат механизм. Тут вариантов-то нет. И ничего не сделаешь! Выбор стоит: или – или. И Серега понимал, кого выберет.

– Точка… К Точке давай!.. – снова прохрипел Илья. Он совсем ослаб, уже проваливался, да и промедол действовал, окутывая мозги туманом… – Точка же ранен…

Серега молчал – и понимал, что упускает друга. Турникет работал не так, как нужно – кровь, хоть и медленно, все еще продолжала идти. Редко – но такое бывало. Просто не ужал мышцу, не сдавил артерию. Тем более – три их здесь, берцовых. И какая-то продолжала кровить, выплескивая жизнь. Пусть не так, как прежде, пусть – меньше… но для Знайки сейчас и малая потеря – смерть.

Гемокорректор[99]. У основного медика обязательно есть пакеты. Пустить по вене, нормализовать артериальное давление, восполнить объем жидкости, нужной сердцу для работы. Иначе – постгеморрагический шок и смерть. Сначала – это, потом все остальное.

Илья уже не реагировал – провалился. Осторожно перевалив научника на бок, Серега стянул с него рюкзак. Дернул молнию, вскрыл, молясь всем возможным богам… есть!!! Серебристые пакеты лежали на самом верху. Десять штук по четыреста! Запасливый! Схватив верхний, Серега выдернул из кармашка еще и флакон «Цефатоксима»[100], и капельницу, трубку с иглой и дозатором. Снова завалил безвольное тело на спину, хватанул нож, одним движением взрезал рукав, начал ощупывать руку. Куда там! Давления нет, вены опали, попробуй отыщи… Ладно, не критично. Накинув жгут на плечо, затянул – и сразу нащупал на предплечье вздувшиеся бугорок. Порядок. Вскрыв пластиковую крышку на пакете, проткнул резиновую пробку – и, снова нащупав вену, осторожно ввел иглу. Сразу же следом – антибиотик в шприц, проткнуть иглой пакет, впрыснуть. Пойдет вместе с гемокорректором по вене. Инфицирование раны в таких условиях может быть обширное и тяжелое. Иммунитет просажен и последствия без антибиотика самые поганые…