– Знаешь, самым моим большим желанием на данный момент, был бы завтрак, – ответил, Вербицкий, смеясь, – но, видимо, в этом доме людей кормить не принято. Здесь только ведут романтические разговоры и выстуживают комнаты…

Из маленькой кухоньки аппетитно пахло оладьями. Готовить Лиза так за всю жизнь толком и не научилась, может быть именно потому, что выросла без матери. Отец в таких случаях говорил, что бывают такие безрукие от рождения женщины, не способные аккуратно пришить пуговицу и превращающие картошку в груду пересоленных углей. В конечном итоге Дмитрий Платонович стал готовить сам, возложив на Лизу самые примитивные обязанности – почистить овощи, порезать мясо и тому подобное.

– Будешь черной кухаркой. Каждому – свое, – ворчал отец.

И, хотя его стряпня аппетитностью тоже не отличалась, во время совместных трапез он с видом превосходства поглядывал на дочь.

– Ну, как тебе супчик?

– Замечательный борщ, папа, – отвечала Лиза, которая с трудом вливала в рот очередную ложку.

… Лиза наполнила фарфоровую чашечку вареньем, растопила масло. «Уму не постижимо – даже блинчики не вышли комом». Любую свою удачу, даже такую маленькую, как прожаренные и неразвалившиеся котлеты, она расценивала, как благотворное влияние Вербицкого.

Во время завтрака он жадно поглощал румяные оладьи, поливая их малиновым вареньем и скручивая руликом.

– Да уж, – посмеивался Вербицкий, вытирая губы тыльной стороной кисти, – останься я сейчас на попечении заботливой Раисы Петровны, разве бы дал мне кто таких чудненьких блинчиков. Ни в жизни! Только холодную комкастую кашу …

– Ты, Леня маслом полей, а не то суховато, – Лизе все время казалось, что приготовленные ею блюда недостаточно сытны, чай не крепок, сахар не сладок. – Может, тебе колбаски отрезать?

Она смотрела на Вербицкого, буквально затаив дыхание, как обычно смотрит немолодая уже мать на своего первенца. В глазах Лизы читалась и нежность, и восторг – любимый спит, любимый задумался, улыбнулся, рассердился… Но больше всего умиляли Лизу его движения, в которых было нечто небрежно мальчишеское – так встряхивал мокрыми кистями или закидывал через плечо шарф Мишка Неделин во времена их школьной дружбы…

– Ну и чем мы сегодня займемся, Елизавета? Давай, придумывай, куда поведешь своего больного друга в воскресный день.

Вербицкий выглянул за окно и увидел, что дождь перестал, а сквозь прорехи в облаках вновь пробивается солнце.

– Ну, ладно, я готов предложить сам. Думаю, что маленькой девочке Лизе будет интересно пойти в зоологический сад, где она увидит огромного серого слона и съест целое облако сладкой ваты… А ну-ка быстренько собирайся, не то я уйду один… Да брось ты эту чертову посуду, придешь домоешь.

И Лиза суетливо принялась собираться, чтобы лишние минуты ожидания ни в коем случае не спугнули его хорошего настроения.

… Вестибюль станции метро «Краснопресненская» всегда (ну или почти всегда) бывает заполнен народом. Лиза вдруг подумала, что последний раз была здесь совсем еще маленькой, вместе с отцом, а потом больше и не довелось. Классе в девятом они планировали навестить зоопарк с Мишкой, но кто-то из них двоих заболел ангиной, поход сорвался, а после уже так и не собрались…

Сейчас, видимо по случаю воскресенья, толпа была особенно плотной. Дети, семенившие за ручку с родителями, делились на две категории – те, что с нетерпеливым выражением лица спешили к выходу из метро, и те, чьи лица уже осоловели от удовольствий, рот был набит, а в руке болтался воздушный шарик. Очутившись среди гомона детских голосов, что звучал, будто пение весенних галчат, Лиза вдруг ощутила тепло детской пухлой ладошки в своей руке, и это материнское чувство пронзило ее сердце настолько глубоко, что к горлу подкатил ком, а на глазах выступили слезы.

– Лизонька, тебе нехорошо, – заволновался Вербицкий, заметив перемену в Лизином выражении, – ты, что плачешь? Давай скорее на улицу… Или может быть вернемся?

– Нет, нет… Все нормально. Не обращай внимания, и пойдем скорее, не то, боюсь, раскупят всю сахарную вату…

…Зоопарк Лизу приятно удивил. То смутное воспоминание, что сохранилось с ее детства было связано с грязными клетками и облезлыми зверями, тоскующими по вольной жизни и нормальной пище. Теперь же в зоопарке появились и просторные чистенькие вольеры, и клумбы с декоративными камнями и даже скульптурные композиции. Одна из них, воздвигнутая известным скульптором, заполонившим Москву статуями мегаломанических размеров, должно быть создавалась затем, чтобы пугать непослушных детей. Шалуны, однако, ничуть не боялись и превратили скульптуру в физкультурный снаряд. Забава была чревата серьезным травматизмом, однако, хладнокровно пьющие пиво родители так, видимо, не считали.

…В начале своей прогулки Лиза с Вербицким чинно прохаживались по дорожкам, однако чем ярче светило солнце, тем более им хотелось начать резвиться, подобно подросткам, шуметь и носиться наперегонки. Лиза первая высвободила свою руку и с хохотом бросилась вдоль пустых еще вольеров.

– Ну же, давай, догоняй, – задорно воскликнула она.

Раскрасневшееся лицо и забавная стрижка придавали ей сходство с девчонкой. Ее неподдельное веселье было столь заразительным, что Вербицкий вдруг сам почувствовал блаженную легкость, словно все тело его наполнилось пузырьками радости… Если бы когда-нибудь раньше кто-то сказал ему, что дожив до сорока лет, он станет гонять по зоопарку, приводя в удивление собственных ровесников и их ранних внуков, то Вербицкий бы расценил это за издевательство. Однако сейчас художнику вдруг стало наплевать на окружающих, на обескураженные взгляды, на осуждающий шепот за спиной. Всякий раз, настигнув Лизу, он покрывал поцелуями ее лукавые глаза, а она, высвобождаясь из объятий, убегала снова и снова…