Глаз зацепился за её пальцы. Тонкие, длинные, изящные, аккуратные. Ногти покрашены бесцветным лаком. Никаких украшений на них не было. На запястьях ни часов, ни побрякушек.

— За языком следи, — рыкнул на неё.

— Ты тоже, — в той же манере ответила и повернула голову на меня.

Она была не накрашена, как все остальные девушки, приезжающие на гонки. Ни следа косметики и тональных средств, которые пачкали одежду, пока они тёрлись о тебя. Прямые русые волосы до плеч, плавные черты лица, но скулы чётко выделялись на нём. Аккуратные брови, слегка изогнутые, словно она скептически смотрела на всё вокруг. Прямой лоб, аккуратный нос, немного заострённый подбородок. Губы с чётким контуром были не пухлыми, но полными. И глаза. Зелёные, как у ведьмы, глаза. И сейчас эти глаза с чёрными ресницами прожигали дыру во мне, посылая меня не только в жопу, но и куда подальше и поглубже.

— Я не сказал ничего такого, чего бы ты сама о себе не знала, — пожал плечами, не сводя с неё глаз. — Ты лишь очередная в его списке. Но по любому думаешь, что на тебе всё и закончится. Небось уже и фамилию его на себя примеряла, — ухмыльнулся ей.

— Идиот, я даже не знаю его фамилии, — прищурилась она, сильнее обхватив себя руками. Её губы немного посинели.

— Повторяю: следи за своим языком. Но раз ты даже не знаешь его фамилии, а уже готова на всё, то в моих глазах ты упала ещё ниже, чем до этого, — прорычал на неё.

— Ты просто кретин…

— Тебе надо рот с мылом вымыть, — перебил её и схватил за запястье. Её взгляд изменился за секунду. В нём появился страх, но я продолжил: — Где он сейчас, а? Ты стоишь тут одна и, очевидно, замёрзла. Но его нет рядом, чтобы согреть твои несчастные кости. А ты стоишь и, как верный пёс, ждёшь, когда он бросит тебе кость. А что потом? Я тебе расскажу. Ты, возможно, захомутаешь его своими ведьминскими глазами, и он женится на тебе. А потом ты будешь сидеть дома, ожидая, когда же он нагуляется и вернётся домой от очередной шлюхи, с которой он постоянно будет тебе изменять. А ты будешь терпеть. Почему?! Потому что тебе будут платить за это. Ты будешь ложиться с ним в постель, зная, что он спит с другими. Зная, что он тебя не ценит ни хрена. А как тебя можно ценить? Ты же сама себя не ценишь. Ты только продаёшь себя и своё тело. Как тебе перспектива, а? — слегка сжал её запястье, не отрывая глаз от её.

В них опять вспыхнул страх. Она поспешно вырвала руку и сжала челюсти. Я находился близко к ней, чтобы заметить, как она дрожала. Её полные губы стали ещё синее. Она была одета в спортивный костюм с капюшоном, но, очевидно, он не спасал её от ветра с океана.

— Ты ни черта не знаешь обо мне. Твоих мозгов достаточно только для всовывания своего органа во все дыры и щели, какие только можешь найти. Так что не утруждай себя анализом чужой жизни, о которой ты ни хрена не знаешь, — процедила она, отвернувшись от меня.

— Я и не хочу знать тебя. Мне достаточно одного взгляда на тебя, чтобы понять кто ты такая.

— Раз тебе всё, как ты считаешь, понятно, то какого чёрта ты стоишь рядом с такой падшей девушкой, как я? — стрельнула в меня своими глазами, в которых было столько ненависти, что удивительно, как я ещё дышал и жил. Она явно желала мне долгой и мучительной смерти.

Но вопрос она задала резонный. Действительно, какого чёрта я тратил своё время на неё, вместо того чтобы пойти трахаться с очередной прилипалой.

— Решил развлечься перед тем, как всунуть свой орган в очередную дыру и щель, — передразнил её.

— Так вот чеши туда и не оборачивайся, — бросила мне и опять отвернулась, сильнее обхватив себя руками.

— Когда с тобой разговаривают, надо в глаза смотреть, — взял её за локоть и слегка повернул в свою сторону.

На её лице на секунду отразилась мука и боль. То же самое выражение лица у неё заметил, когда Габи схватила её за руку, когда она убегала с вечеринки.

— Убери свои руки от меня, кретин, — практически не разжимая губ, процедила она.

Под пальцами ощущал какая она худенькая. Не удивительно, что ей холодно. У неё мяса не было практически, одни кости.

— Следи за своим языком, поняла меня? — сильнее обхватил двумя пальцами её локоть.

Внутри меня разгорелся неистовый пожар из негодования и ненависти. Она меня раздражала одним своим присутствием. Положив свои пальцы на мои, начала расцеплять их. Посмотрел на её ладонь. С такими изящными пальцами только на фортепьяно играть. Отпустив её, вновь взглянул на её лицо. Мне показалось, что она уже посинела от холода. Хотя на улице было достаточно тепло. Я был в джинсах, кроссовках, толстовке и бейсболке. Но ей, очевидно, надо было одеваться в пять слоёв одежды, чтобы не мёрзнуть.

— Покажи мне пример, как надо следить за языком. Тогда, может, и я буду, — не растерялась она.

— Пример? — рассмеялся я. — Да тебя на перевоспитание отдать надо. Видимо родители мало пороли тебя, раз ты чертыхаешься, оскорбляешь и спишь с мажорами за побрякушки, одежду или возможность покататься на его тачке.

Она, как мне показалось, побледнела. Хотя цвет её лица и так нельзя было назвать здоровым.

— Пошёл в жопу. Иди к чёрту. Сгинь. Проваливай. Просто отойди и не трогай меня больше, — прошипела она и, натянув на пальцы резинку от рукавов своей толстовки, пошла прочь от толпы, Марка и меня, вдоль дороги в сторону пирса Санта-Моники.