Приехал и, увидав того у свинарника, заорал ему через забор радостно:

– Свиней кормишь, Клаус, а у тебя там оленей убивают!

Высокий и сильный Клаус Кёллер обернулся. Посмотрел, кто это там орёт у забора. Такой крик был явной наглостью, не всякий мужик может вот так вот просто кричать егерю господина таким обидным тоном.

– Что ты мелешь, дурень?

– Да то и мелю, господин егерь, – продолжал мужик, – там два каких-то человека убили оленя господина и жарят его прямо у дороги, даже в лес не прячутся.

– Да ты пьян, дурак.

– Да не пьян я. Коли не веришь, так езжай сам погляди. Тут и недалеко, даже до оврага не доедешь.

Клаус в такое жуткое преступление не поверил бы, но простой мужик так подшучивать над ним не осмелится. Видно, правду говорит.

– А что то за люди? – спрашивает егерь, понимая, что придётся ему туда ехать. – Не военные ли?

Кто ж ещё, кроме военных, осмелится на такое дело?

– Нет, – кричит Петер Мюллер, – не военные. На вид городские.

Не стал мужик говорить егерю, что люди на вид опасные. Зачем? Пусть егерь господский сам всё увидит.

– Ну так что, Клаус, поедешь?

– Не твоё собачье дело, – говорит ему егерь, – твоё дело сказать. А сказал, так езжай дальше, не стой у моего забора.

– Оно, конечно, конечно, – кричит Петер и радуется, что не сказал егерю о том, что те двое, что жарят оленя, на вид весьма опасные.

Взмахнул хлыстом и повёз сено дальше, половину надо ведь было старосте отдать.

А Клаус Кёллер стал собираться. Взял большой нож, аркебузу, что господин ему выдал, пороховницу повесил через плечо. Быстро и умело оседлал конька своего и поехал по дороге в сторону оврага.

Надо, конечно, было напарника позвать, но напарник его всю заслугу по поимке браконьеров себе бы приписал, так как он был старшим егерем, а Клаус младшим, поэтому Клаус решил изловить сволочей сам, единолично. Тем более, что это простые горожане.

Торопился егерь. И вскоре он был на месте. Уже чувствовал запах дыма и жареного мяса, что разлетался по округе. Он даже следов на дороге не смотрел, так торопился их изловить. За такое дело можно и награду получить – господин молод, и поэтому ещё не жаден, – а может даже, и повышение

А когда увидал этих бюргеров, во-первых, пожалел, что не позвал напарника, а во-вторых, про себя пообещал набить морду мужику Мюллеру за то, что не сказал, что эти людишки весьма на вид непросты, хоть и не солдаты. Но отступать было уже нельзя, и Клаус, взяв аркебузу и подпалив фитиль, поехал к этим разбойникам. А разбойники жрали мясо и пили пиво из жбана, а увидав его, вовсе даже не испугались, а лишь поднялись с земли и встали руки в боки в ожидании, когда он подъедет. А он, подъезжая, уже кричал им грозно, чтобы страха нагнать:

– Эй вы, сволочи! А ну-ка покажите руки! И говорите, есть ли железо при вас?

А сам подъезжает ближе и поднимает аркебузу.

– Ты бы, дядя, не лаялся бы так с незнакомыми-то людьми, – нагло заявляет ему лопоухий.

И стоят с ухмылками оба и оружия не боятся. И арбалет лежит рядом, и ножи у обоих на поясе.

«Ох, Петер Мюллер, быть твоей морде битой, крепко битой», – думает егерь.

А пока он думал, тот, что пониже да покоренастей… раз, и уже у его коня стоит… два, и под уздцы его цепкой рукой схватил… три, и уже за ствол аркебузы схватился, и на себя её тянет и смеётся ртом беззубым:

– Это ты что, дядя, фитиль-то поджёг, а на полочку запального пороха насыпать забыл? Как ты стрелять-то собирался? Или думал, что мы фитиля дымящегося испугаемся?

Егерь даже растерялся от такого проворства опасного человека и думал, что теперь ему ответить, а тут этот мужик так дёрнул за ствол, с такой силой, что вырвал аркебузу из сильных в общем-то рук егеря:

– Дай сюда, не игрушка это для дураков. Вещь сие опасная.

Но при этом узду коня он выпустил, и егерь тут же коня поворотил и погнал его прочь. А аркебузу он вернёт, сейчас только до поместья господского доскачет, и вернёт. А Петер Мюллер… У, подлец, теперь-то точно легко не отделается.

– Ишь, как полетел, – глядя ему вслед, говорил Ёж. – Скоро и сам господин пожалует.

– Пожалует, куда денется, – соглашался Сыч, разглядывая аркебузу. – А вот аркебузка-то дрянь. Больше трёх талеров нам за неё не дадут.

– Врёшь, – отвечает ему товарищ, – опять врёшь. Пять талеров выручим. И я свои две с половиной монеты должен за неё получить.

– Пять талеров, – кривляется Сыч и смотрит на приятеля с укоризной. – Неблагодарный ты, Ёж, человек. И очень жадный к тому.

– Уж кто бы про жадность говорил, – отвечает Ёж и садится снова к мясу и пиву поближе.