Шрифт:
Мелкая рыбешка появилась мгновенно, толкаясь у самой поверхности. Но мелочь дурак ловить не хотел. Ему хотелось поймать щуку. Как только появилось что-то покрупнее, он тихонько подвел ведро к поверхности воды, и рыба оказалась внутри ведра. Он вынул и вышвырнул добычу на лед. Это были окуни и подлещик. И еще какая-то мелочь, которую он старательно бросал обратно в воду, пока ее не прихватил мороз.
Так дурак повторил несколько раз и наловил больше, чем обычно. Уж очень хотелось ему поймать щуку…
При мысли о щуке какое-то смутное воспоминание шевельнулось в его сознании, но спряталось, как только он его заметил. И все, что удалось ему вспомнить, что щуки бывают такие, что могут исполнять желания. Надо только сказать: «По щучьему велению, по моему хотению!»
Но щука сегодня не ловилась. Поэтому дурак воткнул свой толкач в сугроб возле проруби, зачерпнул воды второй бадьей, побросал в нее пойманную рыбу, – все равно уху варить будут в этой воде, – и пошел к дому.
Тут пришла ему дурацкая мысль: а зачем, собственно, ему ловить щуку, если сказать: «По щучьему велению, по моему хотению», – он и так может! Вот только что ему хочется-то?
Тут вспомнился ему красный колпак и красные сапоги с загнутыми носами, которые обещали ему старшие братья. И еще синий кафтан, перетянутый в несколько обхватов широким поясом. Как у стрельцов!
– Вот хочу быть таким же красавцем, чтобы, когда мы идем строем сквозь деревню, все девки из изб выскакивали и делали вид, что и не глядят вовсе… так, бросают косые взгляды из-под бровей! – подумалось дураку.
У дураков места сомнениям нет. Подумано – сделано!
– По щучьему велению, по моему хотению, хочу в стрельцы!
Произнес и принялся радостно озираться по сторонам, словно стрелецкий наряд должен был с неба на дорожку упасть. Даже губу отвесил, так что зубы стынуть начали в открытом рте.
Однако ничего не выпало, и драный тулупишко синим кафтаном тоже не стал. Так и пришлось дураку нести воду с рыбой в избу. Там поставил он ведра на скамью в бабьем закутке у печи, а сам улез к себе на печь. И надо признать, почувствовал себя весьма расстроившимся, хотя ощущал, что чувство это было ему досель незнакомо и непонятно.
Лег, накрылся тулупом, отвернулся лицом к стене, ухватился обеими руками за поясок и загрустил, затосковал, да так, что даже заплакал тихонько.
Младшая невестка услышала его сопение, залезла на голбец, сунула голову к нему на печку и принялась трясти за плечо:
– Ты чего, дурак, не плачешь ли часом? Ты прекрати, дурак такой, не обижайся! Мы же не со зла!
– Чего он там? – крикнула старшая невестка снизу.
– Плачет, чегой-то!
– Вот дурак! Чего это он! Не плачь, сейчас ушицу сварим, кашки! Поешь, будет хорошо.
– Да я не плачу, – буркнул дурак в ответ и шмыгнул соплями. – Так, чего-то… Не так все!
– Да не плачь ты, не плачь. Мы же тебя любим, дурачину, – не отставала младшая невестка. – Ну, неудачный ты у нас. Зато хороший. Не плачь!
Дурак уж и не знал, как сделать, чтобы невестки отстали, но тут в дверь избы бухнул пудовый кулачище, дверь отворилась, и в избу ввалились два дюжих стрельца.
– Так, хозяева, велено призыв объявить. Царь-батюшка прибирает в стрельцы охочих молодцов. Нет ли в семье кого дюжего и неженатого, кто готов на царскую службу пойтить?
Прибор
Один стрелец остался у двери, прислонившись к стене, второй прошел за стол, снял шапку с меховой опушкой, перекрестился в красный угол и уселся, достав из кафтана какие-то бумаги.
– Я десятник здешней заставы. Кто старший мужчина в семье?
Старшая невестка поклонилась ему:
– Мой муж.
– Зови!
– Они с братом, с ее мужем, в Суздаль торговать уехали… Скоро вернуться уж должны!
Десятник в сердцах бухнул по столу кулаком.
– А этот кто? – показал он на дурака.
– Это ихний младший брат, деверь наш!
– Он тяглый?
– Не, он дурачок. Отец помирал, все имущество и тягло на старших братьев записал…
– Ага, не тяглый, значит! Тогда мы его забираем!
Невестки заголосили, но десятник зыркнул на них, и они прикусили уголки платков, словно кончики языков.
– А куда вы его? – спросила все же старшая. – В стрельцы, что ль?
– Пока к нам на заставу, при стор'oже нашей похоронная ватага собирается стрелецкая. Будут мертвяков, что после моровой язвы остались по деревням, собирать.