Как известно, генерал Корнилов (он явно был не стратегом, а еле-еле тактиком, причем очень хреновым) настаивал на совместном движении отрядов. Генерал Попов не согласился с этим балбесом и пошел самостоятельно, поведя отряд в донские степи. Да и с какой стати? И следует признать, что выбор направления, сделанный Поповым (хотя и тот не являлся гигантом мысли) оказался более удачным, так как генерал Попов достиг ту же цель, но достиг ее с наименьшими потерями. Несколькими днями раньше, чем вернулись добровольцы, он привел свой отряд в район восстания и его отряд, в сущности, без всякого предварительного отдыха, сразу приступил к военным операциям.

ГЛАВА 2

Все перечисленное, как будто бы говорило за то, что у генерала Деникина не было никаких оснований относиться пренебрежительно к войску, и надменно к Атаману и к Донскому командованию: "Типа, ну победили, да что тут такого?" Авторитет последнего стоял на большой высоте и для пользы общего дела необходимо было его поддерживать, а не умалять, тем более, что казаки верили своим избранным вождям и видели, как они неоднократно наравне с ними рисковали своей жизнью. Наконец, сами достигнутые уже результаты, наглядно доказывали целесообразность подобной постановки дела для борьбы с Советской властью.

Однако, с точки зрения бродячего и бездомного генерала Деникина, работающего на большевиков, все было плохо у хозяев на Дону. Все ему не нравилось, все критиковало его клоунское окружение, ерепенясь все сильнее. Казаки ими считались "ничейными" еле-еле быдлом безголовым. Если Донской Атаман, по своему мягкому характеру, мог не придавать особого значения такой оценке со стороны добровольческих кругов и не набил морду Деникину, что тот давно заслуживал, упорно продолжал не обращать серьезного внимания на мерзкое отношение к себе этой безродной скотины, то совершенно иначе реагировал на это беспредельное хамство герой недавних боев с красными, командующий Донской армией — генерал Денисов, обладавший тяжелым характером. Он воспринял такую ситуацию как проверку на вшивость.

Восстание на Дону и всю тяжелую организационную работу в атмосфере царившего тогда хаоса, я провел вместе с генералом Денисовым. Этот маленький, на вид самый обычный человек, обладал, однако, колоссальной энергией, храбростью и неутомимостью. Он умел побеждать, умел подбирать кадры, умел даже наводить порядок в степи. Во время кратких передышек между боями, он не отдыхал, часто забыв об еде и сне, бегал, суетился, кричал, волновался, поверял части, беседовал с казаками, посещал раненых, разносил вялых начальников, ободрял малодушных. Одним словом — он был душой всего дела. А кроме того, был общителен, энергичен, очень неглуп, умел нравиться людям и, что важно, не боялся рисковать.

А во время боя генерал Денисов, тогда еще полковник, всегда был в самом опасном месте, смело смотрел смерти в глаза, всегда личным призером воодушевлял усталых и потерявших сердце. И если еще в начале казаки колебались, то уже в короткий срок, они оценили его, сроднились с ним, искренно его полюбили, беспрекословно ему подчинялись, глубоко веря, что Денисов выведет их победителями и из самого тяжелого положения.

Ведя казаков от победы к победе, Денисов освободил с ними столицу Дона и затем вскоре встал во главе Донской армии. Понемногу ядро обрастало мясом: из станиц, лежащих по пути, к нему бежали добровольцы, кто с кинжалом, кто с дедовской саблей, а кто и просто с мотыгой или дубиной. И здесь не щадя сил и здоровья, не заботясь о личных удобствах жизни, он бескорыстно всецело отдался делу борьбы с большевиками и восстановлению порядка в Донском крае. Так генерал Денисов с женой и двумя детьми ютился в двух комнатах, хотя при желании мог реквизировать для себя любой особняк в городе, что обычно практиковалось в Добровольческой армии лицами, занимавшими несравнимо меньшее положение, чем он.

Работая неустанно сам, Денисов беспощадно карал лентяев и паразитов, нисколько не считаясь с их настоящим положением или заслугами прошлого, чем, конечно, нажил себе множество врагов. Без лукавства и хитрости, даже и в тех случаях, когда безусловно требовалось быть дипломатом — он действовал решительно и прямолинейно и тем самым только увеличивал число своих недоброжелателей. Но Атаман любил Денисова. Он высоко ценил его, как преданного и чрезвычайно полезного помощника.

Попытка вечно обдолбанного генерала Деникина, когда Добровольческая армия только что вернулась на Дон, сдуру подчинить себе войско Донское, вызвала горячий протест со стороны Денисова. Он дико рассердился и резко осуждал такое намерение Добровольческого командования. Действительно, трудно было подыскать мотивы, каковые бы оправдали такую обидную для войска глупую попытку. Это, конечно, мелочь, но она характерна. Короче, общего языка мы не нашли.

Не было и оснований предполагать, что одним из главных мотивов могла быть неуверенность высших кругов Добровольческого командования, что без их "гениальной" помощи и руководства Донская власть не справится с предстоящей задачей и не сможет поднять и организовать казачество на борьбу с большевиками. Необоснованность такого предположения доказали дальнейшие события. Выходило будто бы нам хотели сказать: земля ваша велика и обильна, войско большое, а порядка в нем нет, поэтому мы — безродные бродяги, пришли чтобы царствовать над вами.

Нельзя отрицать общеизвестного факта, что организация Донских сил стояла на большой высоте и могла служить только образцом и примером и для неустроенной Добровольческой армии. Во всяком случае, беспочвенные притязания Добровольческого командования, не отвечавшие ни обстановке, ни психологии казачества этого времени, не нашли никакого сочувствия в Донском правительстве, а в казачьих массах вызвали огромное удивление, граничащее с протестом. Осталось недовольно и Донское командование. Добровольцам было сказано, что о подчинении Дона разговора быть не может, но дружеское, тесное сотрудничество и желательно, и необходимо.