Я вмиг ощутила, как покраснела и посмотрела в свою чашку с черным чаем.

– Не это дело, Зоя.

Услышала я его довольную усмешку и снова подняла к нему глаза.

– К этому мы вернемся через два с половиной дня. Обещаю.

В этот день он расскажет всем, что я его жена. Тогда же я всем расскажу, что скоро мы с ним станем «бывшими». Хотя «настоящими» так и не стали.

Если только он не даст мне новую надежду. Ну, а пока, я вынуждена заставлять себя гнать надежду на… надежду.

– Сейчас нам нужно закончить с тайником твоего отца, – деловито продолжал Себастьян и принялся застегивать пуговицы на рубашке. – Минут через десять приедут детективы Интерпола. Они соберут всю информацию и будут изучать.

Я слушала голос Эскаланта и пила чай, не чувствуя его вкуса. Я лишь ощущала, как прежний вагон эмоционального давления накатывает на меня и придавливает к стене безвыходности.

– Пока у нас есть время, я хочу рассказать тебе то, что мне известно о Селест Грегор.

Твердость в его голосе выдавала нерушимость мысли, как и лед в том месте, где когда-то было его сердце.

– Эта девушка была любовницей твоего отца. Когда он бросил ее, она совершила непоправимую и глупую ошибку – повесилась. Тяжесть ответственности легла на Рамона Солера, которая мешала ему трезво смотреть на вещи и…

– Для тебя любовь невесомый повод чтобы жить или умереть? – перебила я его, прошептав свое предположение.

Себастьян устало вздохнул, приподнимая широкие плечи. Ему не хотелось говорить о том, в чем заключается мое спасение.

Эскалант откинулся на спинку кресла и положил руки на подлокотники.

– Для меня любовь – это миф, созданный людьми, чтобы было о чем писать стихи, песни и сценарии к мелодрамам, – сухо изрек он.

Этот миф живет во мне. И благодаря ему, я все еще хочу жить.

– Ты никого не любил, Себастьян?

Я вспомнила давний рассказ Ньевес о трагедии в их семье. Мое сердце сжалось от сочувствия к тому мальчику, который очень болезненно воспринял попытку мамы уйти к другому мужчине.

Эскалант поднялся на ноги, явно желая уйти от разговора. Но я встала следом, все еще кутаясь в плед и не понимая от чего я больше мерзну: от ледника в его взгляде или от влажной одежды.

– Вынужден настаивать на исключении психоанализа моей натуры из сегодняшней повестки дня! – резковато заявил он тоном, пренебрегающим всякие попытки возражения.

Не обращая внимания на его намеки, я подошла к нему и положила руку на грудь, там, где стучало его суровое и бесчувственное сердце.

– Почему там никого нет, Себастьян? – спросила я с неприкрытой болью в голосе.

Он молчал. Лишь сильнее сдвинул брови и стал чаше дышать.

– Почему внутри твоего сердца пустота? – не унималась я, дрожа от прикосновения к нему. – Оно создано для любви, Себастьян. Ты тратишь его время впустую!

Эскалант накрыл мою ладонь и, сжав, дернул меня к себе. Я поддалась и обхватила его плечо другой рукой. Медленно подняла глаза к лицу Себастьяна, тревожно ощущая, как его ладонь скользит по моей спине, опускаясь на талию.

Кто-нибудь, спасите меня!

– Мое сердце принадлежит только мне, Зоя, – его хрипловатый баритон украсил тишину дома. – Так же, как и ты принадлежишь мне.

Становилось больно от ясного понимания того, что от меня ему нужно все, кроме моего сердца.

– Я люблю тебя, Себастьян Эскалант! – призналась я и легонько коснулась его скулы ладонью. – Люблю твои глаза. В них отражается твоя душа и целый мир, принадлежащий только тебе. Люблю твой голос. Люблю твой сильный и властный характер. Люблю твой запах и привычку приподнимать плечи при вдохе. Я все в тебе люблю, Себастьян! – трагично улыбнулась я. – Даже твой цинизм и ту боль, которую ты даришь мне вместо своей любви.

– Зоя!.. – простонал он.

Но я положила палец на его губы, принуждая к молчанию:

– Вот сейчас я поцелую тебя и смогу прожить еще неделю, вспоминая прикосновения твоих губ,– горячо прошептала я.

Встав на цыпочки, я запустила руки в его влажные волосы, чтобы притянуть к себе.

– Еще вчера я полагала, что моя любовь к тебе – это слабость. Теперь я осознала, что в ней моя сила, благодаря которой, я могу существовать в кошмаре своей жизни.

И закрыв глаза, я поцеловала Себастьяна. С робостью, мукой и тоской.