Шрифт:
Последний урок протекал, словно одно десятилетие, как ни странно, это была история. Вообще, Франциске нравился этот предмет, но скорее интересное мышление о том, что будущее влияет на прошлое. Она много размышляла, зависели ли какие-либо вещи от ее собственных действий на действия прошлых столетий и тысячелетий. Или зависят ли будущие события других людей на ее нынешнюю. «Хорошо, что звонок, прозвеневший через пять минут, меняет мое настроение уже сейчас», – мысленно усмехнулась Франциска, складывая учебник, ручку и тетрадь в портфель.
Выходя из кабинета, она начала немного подтанцовывать музыке в собственной голове. Это были The doors – Break on through. В момент «криков» Джима Моррисона в конце коридора показался Александр. Он прибавил темп и, еще не дойдя до цели, начал громко вещать:
– Откладывал до конца одну хорошую новость…
– Какую?
– Ко мне приезжает Данила, и ты поедешь с ним знакомиться.
– Что? Серьезно?
Они наконец-то подошли друг к другу.
– Да, надеюсь, ты не занята?
– Нет, но даже будь я занята, я бы отменила все планы из-за такой новости.
– Пошли, – объявил Александр, метнув головой в сторону лестницы, параллельно взяв рюкзак Франциски с ее плеч. Каждый раз она заявляла о своем нетерпении к этому, ибо зачем ей помогать с тяжестями, даже с такими, как донести рюкзак? Но в душе ей всегда было приятно.
Они дошли до остановки, к которой буквально через минуту подъехал автобус, и с огромным удовольствием уселись на свои почетные задние места.
– А с чего он решил приехать? – неожиданно спросила Франциска. Образ Данилы всегда был размыт в ее глазах, и ей с интересом хотелось узнать про него.
– Просто повидаться со мной, последний раз он приезжал четыре месяца назад. Хорошо, что на этот раз мы не встретим его с мамой и папой, они вечно портят праздник.
Когда он упоминал их, Франциска боялась, что ему тотчас станет грустно. Его голос соскакивал, а вечный фейерверк в глазах сразу угасал. За годы с их знакомства произошло многое. С 9 до 13 лет он числился на занятиях психотерапии. Лилис Брайс стригла с них деньги, словно стригут садовники кусты, превращая их в различные статуи. Из них вышла статуя раздора. Поначалу Александр относился ко всему, как к шутке, как это и было, но потихоньку мальчику усердно начали внушать, что он псих. Галлюцинации ухудшались и становились более страшными, но родители не обращали на это внимание. Вскоре они константно приняли эту позицию, задумываясь о том, что их сын всё выдумал для привлечения внимания. Но повзрослев и не выдержав этих консультаций в ад, Александр решил солгать им, сказав, что всё прошло. Он был рад своему провернутому плану, ибо с ним у Александра появилось много плюсов. Но факта отсутствия профессиональной помощи никто не отменял. Родителям стало окончательно всё равно, а подростковый возраст превратил безразличие в ненависть. Сын не оправдывал их надежд в становлении серьезного человека, а напротив – раздражал своими «аморальными» выходками и любовью к музыке. Франциска удивлялась, как некоторые родители не видят в своих детях потенциал и жажду к определенному делу, пусть оно не соответствует их желаниям, но оно заставляет ваше чадо поистине жить, наслаждаться и созидать.
– Я часто думаю о нем, мне бы хотелось, чтобы мы чаще виделись, – он говорил это постоянно, и Франциска знала, что Данила единственный человек, кроме нее, кто был дорог Александру.
– Совсем скоро ты увидишься с ним, думаю, он уже приехал и ждет тебя дома.
– Да, так и есть.
Из окон автобуса, рассекающего зеленые кроны деревьев, нависающих над дорогой, стала виднеться остановка. Она располагалась прямо перед въездом в район, где жил Александр. Он представлял собой одну длинную улицу, по сторонам которой были расположены дома. Свет там всегда был преломленным из-за высочайших елей, которые, казалось, «разговаривают» с тобой. Выйдя на улицу, в нос бросился свежий воздух, он, естественно, отличался от воздуха в других точках этой местности из-за своей наполненности цветением и влаги. Из-за влаги ночью тут появлялись густые туманы, накрывающие всё живое своими объятиями.
Александр махнул охраннику, который тотчас поднял шлагбаум. Дом Александра располагался в самом центре района, поэтому до него нужно было пройти минут восемь. На этот раз с желанием как можно быстрее увидеть брата они априори пролетели в два раза быстрее. Дом был прекрасен, как и вся шведская архитектура. Большая часть была сделана из стекла, из-за чего кухня и гостиная были у прохожих как на ладони. Темный дуб покрывал оставшуюся сторону «поместья», весь дизайн был очень современен и необычен. Вместо забора была живая изгородь, которая размыкалась на деревянной калитке, покрашенной в зеленый. Дверь в дом была тоже стеклянной, поэтому Александр смог сразу радостно заметить стоящую обувь Данилы в прихожей. Открыв ее, он крикнул его имя, после чего с лестницы послышались шаги. Снимая верхнюю одежду, Франциска повернулась и увидела душераздирающую картину, как Александр несется в объятия к брату. Тот выглядел столь элегантно, что в голову неконтролируемо приходило заблуждение о том, что его образ ты видел в одном из модных французских журналов. На нем была бежевая водолазка, из-под которой слегка вылезала рубашка в голубую клетку, на ногах были коричневые брюки, что туго обтягивал кожаный ремень, посередине которого красовалась пряжка в виде серебряной головы барана. На тонком запястье выделялись аккуратные круглые часики с ремешком из такой же кожи, что и ремень, если только несколькими тонами посветлее. Молодой человек был обладателем каштановых волос, таких же, как и глаза – они были схожи с глазами младшего брата, только у Данилы была особенность в виде угловатого зрачка, это явление называется поликорией. Вместо скул, как у Александра, у него были слегка припухлые щеки, такие же, как крупные губы. Их с братом объединял и идентичный вытянутый нос с острой горбинкой. На ней у Данилы располагались очки, имеющие полукруглую форму и полупрозрачную кофейную оправу. Они немного соскочили от таких резких объятий, заставив этих двоих посмеяться еще сильнее.
– Это моя подруга – Франциска, с ней разговаривай на шведском или английском, – сказал Александр, указывая на нее.
Данила с улыбкой прошелся по ней созерцательным взором и протянул руку.
– Да, можно и на английском, если неудобно, – сказала она на том языке, который упомянула в своей речи, пожав ему руку в ответ.
– Не беспокойтесь, я владею шведским и думаю, вам так будет легче. – Его пальцы были теплыми, даже слегка обжигающими, плюс к еще одному отличию от Александра. Его глаза остановились на запястье только что пожатой чужой руки. Франциска написала там слово «peace».
– Дети цветов? – с интересом спросил он.
– «Занимайтесь любовью, а не войной!» – с улыбкой процитировала Франциска как «Отче наш».
– Саш, у тебя классная подруга! – рассмеялся Данила, повернувшись в сторону Александра.
– Я знаю.
– А еще, уверен, что тебе стоит поскорее посетить свою комнату, там кое-что пребывает в ожидании твоего прихода.
– Что?! – Александр, выпучив глаза, открыл рот и побежал в указанном направлении.
За ним рванула и Франциска, которая тоже была заинтригована словами Данилы. Комната утопала в свете, словно верх маяка. Обои в ней были бордового цвета, около рабочего стола висела доска с фотографиями, сделанными на «Фуджифильм», который Александру подарил папа, на этой доске были фотки и с Франциской, их, как ни странно, было больше всего. Ну а на кровати лежала новейшая гитара, блестевшая от солнца, и проигрыватель с пластинками The Beatles и Jefferson Airplane.