Подавшись вперёд, я спросил:

— Почему и кто?

Мужчина поднял взгляд. И я не сдержал смех.

Наклонившись, Виктор вновь ударил пленника.

— Прояви уважение.

— Повторюсь в последний раз. Кто и почему? — угрожающе сорвалось с моих губ.

Я грубо схватил оппонента за голову, с силой впиваясь пальцами в его щёки — до тех пор, пока из ран не хлынула кровь.

Он предпочёл остаться верным своему молчанию. Ослабляя хватку, я выпрямился. И отшвырнул свой стул куда-то назад. Я не собирался марать руки. Не в этот раз. Но этот ублюдок меня вынудил. Его смерть станет показательным уроком. Мои люди должны понимать, какие последствия их ждут после такого опрометчивого поступка.

Они должны увидеть мою худшую сторону. То, насколько жестоким я могу быть. Кажется, они стали об этом забыть. Я вселял страх каждой живой душе. И никто, чёрт возьми, не осмеливался на предательство.

Подойдя к столу, я обратил своё внимание на плоскогубцы. И стоило повернуться — помощники предпочли отступить на несколько шагов. Покачав головой, Виктор садистски улыбнулся.

— Блять, да. Вот теперь ты заговоришь.

Прижав пленника к стулу, он удерживал его голову. Встав перед мудаком, я схватил его за подбородок, совершенно не заботясь о том, насколько больно ему делаю. Принудительно открыв ему рот, я сжал щипцами один из зубов.

Так и оставшийся неизвестным, мужчина, попытался было закричать, но едва ли я дал ему на это шанс. Мне потребовались часы, чтобы почувствовать себя отомщённым.

И когда я закончил — он больше не дышал.

Пусть это станет уроком.

***

АЙЛА

«Беги, продолжай бежать», — говорила я себе.

Побег — штука непростая. Годами я только строила планы, всё не находя в себе достаточно мужества, чтобы воплотить их в жизнь.

Но сегодня я вырвалась из кошмара, в котором увязла с самого рождения.

Отцу всегда было плевать. Плевать, как бы я не умоляла его выслушать меня. Папу заботила только его прибыль. Босс он, в конце концов, или нет. Famiglia (итал.: «клан», — прим. перевод.) уважает его. Мужчина из числа тех, кто внушает страх.

А мне отведена роль разменной монеты в его жестокой игре.

Ни выбора, ни свободы. Ни уважения. Ни любви.

У меня нет ничего.

Помолвка с заместителем отца тоже не была моим выбором. В конце концов, когда тебе шестнадцать — о каком вообще выборе может идти речь?

В свои двадцать три, после всех тех лет пыток, которые мне пришлось вытерпеть от рук Альберто, я решилась на побег. Я годами мечтала, чтобы отец положил край насилию. Но едва ли. Альберто мог делать со мной всё, что бы ни пожелал.

Я была игрушкой для его удовольствия. И моей боли.

И когда после очередной ночи пыток Альберто оставил меня истекать кровью, я, едва встав с кровати, сбежала через окно. Сколько бы я не думала об этом, как бы не планировала побег — это оказалось не так-то и просто. Ни одна мелочь не была простой.

Но я продолжаю идти вперёд. Ради собственного спасения.

Иначе просто двинусь рассудком.

— Стойте!

Раздавшийся сзади крик вырвал меня из мыслей.

— Нет. Нет. Нет, — полузадушенным вскриком сорвалось с губ.

Я почти у границы имения. Ноги жгло болью, но, начав бежать, я уже не могла остановиться.

Беги, просто двигайся.

Мне нужно немного времени. Но люди Альберто уже дышат в спину.

— Мисс Айла. Остановитесь. Стойте, — донёсся до меня крик одного из них.

Ускорившись, я глубже уходила в лес. Каждый дюйм моего тела агонией напоминал о себе. Раны открылись. Я чертовски истекала кровью.

Но едва ли в моих планах было сдаться. В этот конкретный момент, значение имел только побег.

Я заставляла себя двигаться, укрываясь во тьме, пока крики мужчин не затихли. И осознав, что больше не слышу их, я, прислоняясь к дереву спиной, позволила себе небольшую передышку.

Не то, чтобы моя уверенность в собственной безопасности настолько велика, но соблазн перевести дыхание оказался уж очень привлекательным. Сердце колотилось в груди. Мои ноги дрожали настолько сильно, что едва ли я могла сделать ещё хотя бы шаг.

Но заслышав шорох где-то слева, широко распахнув глаза, я заставила себя оттолкнуться от долгожданной опоры. Шум становится всё громче.

Не глядя, я, развернувшись, вновь принялась бежать, моля всех богов о том, чтобы наткнуться на кого-то, кто мог бы мне помочь. Должен же в этом грёбаном мире остаться хотя бы один хороший человек.

На рассвете силы были на исходе. Выйдя из леса, я двигалась вдоль пустынной дороги. Поместье отца находилось где-то на окраине Нью-Йорка. Он постоянно твердил, что однажды в его руках будет весь город. Но сейчас тот принадлежит кому-то другому. Кому-то более могущественному, чем папа.