Шрифт:
– Альмод, хватит, – тот, что был старше, придержал его за локоть. – Служанок полно. Оставь детей в покое. Они одаренные, в конце концов.
– Одаренные, – процедил тот почти по слогам. Высвободил руку. – Вижу. И мне плевать.
Он сделал еще шаг, пристально глядя в лицо Эрику.
– Отойди и не мешай. Ничего ей не сделается. Да и от тебя не убудет.
Эрик не отвел взгляда – казалось, весь мир сузился до этих темно-серых, презрительно прищуренных глаз.
– Тебе ведь не нужна именно она, – сказал он, внезапно поняв. – Ты просто не потерпишь отказа.
– Да, – снова усмехнулся тот. – И что? Что ты с этим сделаешь, одаренный мальчик?
– Эрик, не надо, – прошептала Мара ему в ухо. Руки, обхватившие его за пояс, дрогнули. – Я…
– Нет. Мы уходим. И для этого нам не нужно ничьего дозволения.
– А вот тут ты ошибаешься.
В следующий миг Эрик понял, что не сможет сделать и шага, словно ступни увязли в досках пола. Впрочем, почему словно – он отчетливо видел, как сплелись нити, превращая воздух вокруг его ног в густой, почти каменный. Вот, значит, как…
Вокруг завизжали, бросились по углам, боясь приблизиться к двери.
– Альмонд, прекрати! – крикнула уже девушка. Схватила за плечи, оттаскивая назад. – Оставь их!
Тот коротко, без замаха двинул локтем:
– Не лезь!
Чистильщица сложилась, задыхаясь. Эрик, воспользовавшись моментом, толкнул в бок Мару.
– Беги!
Она успела сделать два шага – завязла в густом воздухе словно муха в киселе. Эрик высвободил ее, рванул нити, спеленавшие самого.
– Беги, говорю!
Вырваться он успел, сделать что-то еще – нет. Легкие внезапно наполнились водой, и он рухнул на четвереньки, отчаянно кашляя. В голове мутилось – то ли от недостатка воздуха, то ли от страха. Захлебываясь, выкашливая и выблевывая воду, он все же сумел зацепить контрольную нить. Вдох. Отчаянный, глубокий, настоящий вдох.
Перед глазами замаячили сапоги, и он швырнул в них сгусток пламени – примитивная, чистая энергия дара, годится лишь для ученика-первогодки, никак не для того, кто через три дня будет защищать магистерскую диссертацию. Но можно ли здраво мыслить, когда сердце колотится как ненормальное, вспотевшие ладони липнут к полу, а желудок подкатывает к горлу от страха?
Он никогда не сражался всерьез – занятия и стычки в коридорах университета с такими же школярами не в счет. Он никогда не сражался с тем, кто убивает тусветных тварей – и чья жизнь зависит именно от умения плести нити мира в полную силу.
Сапоги шагнули в сторону – кажется, даже неторопливо. Пламя пронеслось мимо, рассыпалось безвредными искрами. Перед лицом промелькнула рука, стянула ворот, вздернула на ноги.
– Оно того стоило? – поинтересовался чистильщик.
Закричала Мара, бросилась – глупо повиснув на плече чистильщика, словно разом забыла все плетения. Тот даже не глянул в ее сторону, пальцем не пошевелил – а девушку отнесло, бросило на пол.
– Так стоило оно того, чтобы умирать?
Нет, кричало что-то внутри. Что угодно, только не…
– Да, – выплюнул Эрик.
Потянулся к дару последним отчаянным усилием, но чистильщик оборвал нити еще до того, как те успели сплестись. Потом невидимая рука сжала сердце, оно затрепыхалось пойманной птицей, Эрик захрипел, задыхаясь, и мир исчез.
***
Он открыл глаза, медленно сел. Темнота перед глазами постепенно рассеивалась, сердце вело себя прилично и можно было дышать, только трясло от запоздалого страха. Мара, рыдая, обняла, уткнулась в плечо. Трактир опустел, хотя на улице вокруг гудел народ, деловито куда-то спешил, старательно не обращая на них внимания. Одаренные сцепились, бывает, редко, но бывает. И как бы вот эти, что едва живы остались, сейчас не решили зло сорвать на тех, кто не вовремя оказался рядом и видел…
– Чем-то помочь, господин?
Лицо трактирщика отчетливо отливало зеленью, но не сбежал, надо же.
– Где… – просипел Эрик.
– Ушли, – всхлипнула Мара. – Бросили хозяину золотой, развернулись и ушли.
Эрик погладил ее по волосам, все еще не понимая, на каком он свете.
– Погуляли, значит…
– Прости, – всхлипнула она.
Он покачал головой.
– Ты тут ни при чем. Ему нужен был повод.
Он вздохнул, поежился от пробежавшего по хребту холода. Вот, значит, как это бывает, когда смерть проходит в полушаге.
Мара продолжала рыдать, вцепившись в него.
– Он остановил сердце. Я думала…
– Запустила ведь? – сказал Эрик.
Она закивала, все еще прижимаясь к нему лицом.
– Тебя не тронули?
– Нет, – Мара, наконец, оторвалась от него, заглянула в глаза. – Но я так испугалась…
– Я тоже, – хмыкнул он.
Медленно поднялся, оглядываясь. Просто ушли, значит… Снова затрясло – теперь уже не от страха, а от пережитого унижения. Спалить бы этот трактир к тусветным тварям, чтобы не напоминал. Эрик поднял ладонь, на которой заплясал огонек. Стряхнуть, точно воду с только что мытых рук, и полыхнет так, что ничем не потушишь.