– А что ты там, в лесу, все время высматриваешь?

Паул зыркнул на нее и поднял глаза к небу, будто ища поддержки у пролетающей вороны. Потом он засмеялся, но без особого веселья.

– А сама-то как думаешь, девчушка? – спросил он мягко, без раздражения. – У меня нет своих детей, а ты, по-моему, слишком маленькая, чтобы слышать такое, но родители твои умерли. И в этом лесу я высматриваю то, что убило их. Думаю, ты и сама догадалась, Алис, ты ведь смышленая малышка и все схватываешь на лету. И в Дефаиде тебе лучше держаться настороже. Глазки открой пошире, а рот запри на замок, дитя. И никаких разговоров о том, что таится в лесу. Это мой тебе главный совет.

Торговец кивнул ей и снова перевел взгляд на лошадей и дорогу впереди, давая понять, что разговор окончен.

– А что таится в лесу?

Паул снова закатил глаза:

– Разве я только что не предостерегал тебя, дитя, насчет подобных разговоров?

– Ага, предостерегал, но мы же еще не в Дефаиде.

Паул издал короткий восхищенный смешок:

– Вот хитрющая девчонка! В жизни таких не встречал. – Потом его лицо снова стало серьезным. – Должен сказать, я бы тоже гадал, что к чему, случись такое с моими старика ми. – Он глянул на девочку, будто прикидывая, придется ли ей впору новое платье. – Только имей в виду, я сам толком не знаю, потому что слышал лишь всякие пересуды. Сплошные байки, больше ничего. Но сдается мне, к твоим родителям и всем остальным наведались… короче, их навестили пожиратели душ.

Едва он произнес эти два слова – «пожиратели душ», – сердце у Алис екнуло. Ведь так и выглядели мама с папой, будто из них вынули душу. А тело бросили за ненадобностью.

– Кто они такие? – спросила она.

Паул покачал головой:

– Много про них ходит толков. Всякие старые сказки времен моего детства. Такие рассказывают детям на ночь, чтобы смирно лежали в кроватках. Мои мамаша с папашей пугали меня ими, когда я был малышом, а сами, наверное, слыхали от своих родителей. Говорят, будто пожиратели душ – это демоны. Будто Зверь сотворил их из грязи для темных дел. Будто они вырывают людские души и приносят их Зверю, обрекая на вечные муки.

Алис вспомнила дорогих маму и папу, от которых остались только пустые оболочки. И подумала об их драгоценных душах, попавших в жуткое место, где страшно и больно. Она дрожала под маминым пальто. А маме не холодно без него? Духи могут замерзнуть?

– Ты думаешь, так и случилось с моими мамой и папой? Пожирательницы душ унесли их к Зверю?

Паул мотнул головой в ее сторону, открыл рот и сморщился в гримасе:

– Нет-нет, дитя. Ничего такого. Твои мать с отцом просто умерли. Их страдания закончились. Я не верю в эту чушь. Как и в то, что волки могут открыть дверь в хлев.

– А во что же ты веришь?

– Дитя, я верю в землю под ногами и в небо над головой, в то, что я хочу есть, когда наступает время ужина, и хочу спать, когда пора ложиться в постель. Все остальное – лишь сказки, и больше ничего.

Алис сощурила глаза, глядя на Паула. Ей не приходилось видеть взрослого, который честно признается, что о многом он знает так мало.

– Но ты веришь в пожирателей душ. Так сам сказал.

Паул помолчал, подбирая слова.

– По правде говоря, Алис, до сегодняшнего дня я сомневался. Но если вспомнить, что произошло с этими бедолагами в вашей деревне… Тут дело нечисто. Не болезнь их унесла; не волки, не холод или голод умертвили их в собственных постелях.

И тут, впервые с прошлой ночи, Алис вспомнила о женщинах-деревьях. Непонятно, как она могла забыть о них, однако же забыла. На ум пришли слова Паула, что пожирателей душ сотворили из грязи и зла.

И правда: тела тех женщин-девочек были как будто слеплены из земли, а волосами им служили листья деревьев. А вдруг они и ее заколдовали, как детей, спящих в Гвенисе?

– По-моему, я видела их той ночью, – сказала она. – Пожирательниц душ.

И Алис рассказала Паулу о женщинах-девочках, об их словах и прекрасных именах. Анжелика и Бенедикта.

Пока она говорила, челюсть у Паула отвисла, и он вдруг так резко натянул вожжи, что Алис чуть не свалилась на пол фургона. Торговец схватил ее за плечи:

– Не рассказывай о них ни единой живой душе. Обещай мне, Алис. Никто в Дефаиде не должен этого знать. Ты меня поняла?

Он так рассвирепел, что Алис решила: теперь можно наконец заплакать. До сих пор девочка не проронила ни слезинки, хотя знала, что такое поведение выглядит странным, ведь она совсем маленькая. Инид плакала. Даже Мадог вытирал слезы. А Алис нет, ни разу. Но теперь, думала она, пожалуй, пора. Ведь мама с папой умерли, а она едет в чужую деревню с чужим человеком, который вдруг страшно разозлился на нее за то, что она видела своими глазами. А может, она сама виновата в смерти мамы с папой? Может, ей следовало догадаться, что те женщины злые? Поднять крик?

– Прости меня, – с трудом выдавила Алис и залилась горькими слезами.

Она рыдала, пока в животе не стало так же больно, как и в сердце. Все это время Паул обнимал плачущую девочку, прижимал к груди ее головку и гладил по волосам, бормоча слова утешения. Наконец Алис затихла.

– Это я прошу прощения, – сказал ей торговец. – Я не сержусь на тебя, дитя, и тебе не за что извиняться. С тобой произошло нечто ужасное, и я прослежу, чтобы о тебе позаботились. Во всем Биде не найдешь лучшего места для тебя, чем Дефаид. По крайней мере, там будут Инид с Мадогом и все остальные дети, которых ты знаешь. Да и сами поселяне будут хорошо с вами обращаться. Но одно ты должна знать о Дефаиде. Там не любят тех, кто устроен по-другому. И всего непонятного тоже не любят. Если они решат… как бы сказать помягче? Если им покажется, что ты хоть как-то связана с пожирателями душ, они обернут это против тебя. На тебя ляжет пятно позора. А я тебе такой судьбы не желаю, дитя. Поэтому послушайся меня, и пусть эта история останется между нами. Я унесу ее с собой в могилу, и ты сделаешь то же самое. Договорились?