Шрифт:
Разобрали из корзины темные свечи. Меж отростками высокого угольно-черного подсвечника-двузубца горел дрожащим пламенем светильник – от него запалили фитили. Черный воск горячо оплывал на пальцы.
Легким упругим шагом вошел человек в маске, манеры неуловимо выдавали в нем предводителя. Люди, отступив к стенам, образовали круг. Разлили напиток по чашам – из пузатого кувшина наливала женщина с распущенными до пояса волосами. Ее склоненный затылок отливал упругим блеском вороньего пера. Протягивая фиал предводителю, она улыбнулась с манящей застенчивой порочностью – блеснули влажные мелкие зубки.
Пили – запрокидывая головы, пили – до дна, до последней капли. Терпеливо сносили полынную горечь жидкости. Медленно сгущались по углам тени.
Двое людей, укрывшись за спинами, в углу, осторожно роняли короткие фразы.
– Что с твоим братом, Корн?
Спрошенный, казалось, полностью погрузился в обволакивающее действие наркотического напитка и ответил не сразу.
– Вчера казнили.
– Будешь мстить?
Человек равнодушно пожал плечами. Товарищ вцепился ему в плечи, решительно встряхнул и сердито прошептал:
– Да очнись ты! Размазня! Послушай, ты узнал что-нибудь о Сфере? Ты нашел ее?
– Пусти, Лозье. Не трогай меня, отстань.
Лозье вместо ответа ловко и незаметно ткнул товарища кулаком в ребра. Тот дернулся, сбрасывая оцепенение, и нехотя ответил:
– Быть может, сестра куда-то спрятала ее… Я даже копать пробовал в саду, конечно, не нашел ничего. Сестру теперь не спросишь – она два года как в Обители.
– Безумец, так ты хочешь сказать…
Человек повернул лицо к свету, неестественно расширившиеся зрачки блеснули красным.
– Ну да. Эту вещь Алиса держала у себя. Монахи Жребия забрали мою сестру! Забрали! Я ничего не знаю! Сферы у меня больше нет!
– Погоди. Не отступай так просто! Эта вещица нужна нам. Слушай – попробуй все сначала. Попробуй снова заклясть Маальфаса…
Корн вздрогнул.
– Нет. Во второй раз не смогу. Демон, он… он капризен.
– Ты боишься. Трус.
– Да, я боюсь! Все оказалось бесполезно. Но мне придется заплатить ему, и я не знаю – чем. Понимаешь, почему-то мне хочется жить. Желаешь вызывать и заклинать демонов – пробуй! Кричи-кричи, может, дозовешься! Бегай за призрачным огоньком, храбрец. Лови удачу – вдруг демон не оставит тебе вместо Сферы пребольшую кучу отменного дерьма. Но все это без меня.
– Шут. Ладно, я разрешаю тебе пошутить. Но это ты у нас знаток всякого ученого хлама, а не я. Ты нашел заклятье, а не я. Ты воспользовался им один раз, сможешь и второй. Подумай – это была удивительная вещь. Жаль ее потерять.
– Нет.
– Ты был трусом, им и остался – жалею, что с тобой связался. Постарайся хотя бы справиться с собою – иначе нам обоим конец. Проклятье! Да держись же ты прямо! Не показывай слабости, сопляк, размазня! Сейчас придет Он.
– Рене… Ночью мне почти все время страшно…
– Отстань! Я не приду. Твои наклонности не в моем вкусе.
– Да что ты! Я не прикоснусь к тебе. Ты просто будь рядом, я боюсь зова демона… А люди…
– Тише! Вот Он.
Двое мгновенно замолчали, приняв непринужденный вид.
Ритуал начался.
Положенные слова всем, кроме участников, показались бы бессмысленными, резкими восклицаниями.
– Пей из тамбурина!
– Ешь из цимбал!
– Я посвящен в обряд!
– Свобода и знание!
– Милосердие – удел рабов!
– Да здравствуют проклятые!
Они еще кричали что-то. Бросили на землю почти догоревшие свечи, мужчины выхватили кинжалы из ножен и протянули их к центру круга, сжимая рукояти – изогнутые тела кошек служили ими. Теперь помещение освещал только огонек в рогатом подсвечнике, на обнаженных клинках дрожали красноватые отблески.
– Проклятье тирану на небе и на земле!
Кинжалы убрали в ножны. Люди потянулись друг к другу, хватая руки, плечи, одежду оказавшихся поблизости. Белозубая девушка с распущенными волосами, отставив в сторону кувшин, положила узкую ладонь на плечо предводителя, прильнула к нему, прикасаясь обнаженными плечами к черной ткани камзола. Казалось, всех коснулось горячее дуновение безумия. Светильник трещал, он почти погас и едва светился красноватой точкой. Возможно, подействовал напиток или сказалось растущее напряжение – по углам комнаты клубилась, принимая причудливые формы, темнота, струйки тумана, пробившегося в щели лачуги, сгустились, вылепили точеных очертаний худощавое существо – черные полы плаща сливались с туманом, красными точками светились глаза. Изящная мощь и изысканная утонченность древнего зла чувствовалась в этой фигуре. Или нет – она была грузной, черной, как оживший камень… Черный человек с белыми глазами… Летучая мышь, приподнявшаяся на лапах…
Призрачный пришелец не двигался с места, лишь менял очертания, со скептическим интересом наблюдая исступленное, телесное и душевное безумие людей. Субстанция, слагавшая существо, вяло перетекала мутными струями, но не блестела, а, напротив, поглощала сполохи огня.
Ближе к утру погас свет в щелях сарая, тихо, не скрипя, открылась дверь, исчезли, растворились в поредевшем тумане безликие серые силуэты.
«Однажды юный ученик спросил своего почтенного учителя, лучшего (в те времена) хрониста Церена, Агриппу Грамматика: верит ли тот в реальность шабаша? Хронист (будучи мучим жесточайшим из похмелий, доступных ученым) ответил – верю. Спрошенный же повторно – без лишних слов ударил вопрошающего перстом в лоб. Позже, оставшись в одиночестве, записал (не для других – для себя): „Люди порочные либо легкомысленные охотно верят в существование дьявола. Ибо тот охотно соглашается с любым деянием, приписываемым ему“».
(Из уцелевшего фрагмента «Иронических анналов», рукописи неизвестного автора)