Сам не понял, как это случилось, но чашка с кофе буквально взорвалась у меня в руке от гнева.

Кофе, густой, пряный и не успевший остыть, едва ощутимо обжег мне пальцы.

Хуже всего пришлось полу.

Я зашипел и дернул рукой, еле удержав в горле вполне последовательное изречение, характеризующее мое состояние как нельзя более емко и точно: «Ох, ты ж бл***дь!». Не от боли зашипел, а от неожиданности, что так вышло.

Не рассчитал силы. Снова.

Случаются со мной и такие досадные вещи, к сожалению. Уже и забыл, сколько рукоятей сменил на топоре. Лопались прямо в руке и в самый неудачный момент. Однажды чуть стопы не лишился – лезвие воткнулось в сантиметре от ноги.

Не стоит допускать, чтобы внутри меня много чего импульсивного копилось и не находило выхода, тогда и не будет подобных проблем.

Такая вот непредсказуемая у меня сила сжатия правой руки, которую не чувствую и не могу контролировать из-за травмы, полученной в сражении, и вытекающее отсюда психическое расстройство с сопутствующим чувством неполноценности. Я правша, но правой руки как будто нет. Она неживая. Как протез, только к телу приросший. Довольно сложно управлять пальцами, особенно, если надо сделать что-то мелкое и ювелирное, не требующее особой силы.

По той причине, во времена молодости и по глупости, когда мое эго достигло масштабов планеты, заказал я Ваньке Утюгу, – местному авторитету нашего городка, а в прошлом кольщику, когда-то чалившемуся со мной на строгаче за особо тяжкое, – набить мне число сатаны на правой кисти. Отчасти, чтобы сбросить с себя и совести своей ответственность за то, что совершаю этой рукой.

Избавился от ощущения непричастности, равно как и от самой наколки, я относительно недавно. Катя сподвигла менять что-то в себе, что я и сделал, став иначе относиться к тому, за что придется отвечать по всей строгости, когда попаду на тот свет, где надо мной состоится суд.

Однако, мой особый изъян правой руки, способный привести к непреднамеренным и необратимым последствиям всякий раз, когда сжимаю что-то, предстоит искоренить, или хотя бы научиться дозировать силу «на глаз». Нелегкий труд предстоит, и это помимо перевоплощения из холостяка-женоненавистника в заботливого многодетного отца, толерантного мужа и психолога для своей жены.

Следует уже сейчас начинать воспитывать в себе аккуратность в обращении с предметами, пока не научусь контролировать силу сжатия. Если буду забивать на проблему дальше, это плохо кончится, и не для меня, а для Кати и детей.

…Осколки чашки с обильной гущей феерично приземлились на белоснежный пол, брызги разлетелись по сторонам.

Катя напряглась и, услышав звон, который отвлек ее внимание, повернулась в сторону двери. Заметив разбитую чашку на полу и не поднимая взгляд выше, она сгорбилась, отвернулась и задумчиво продолжила таращиться в экран.

Не мое неожиданное появление оказало на нее такое влияние.

И даже не чашка, которая создала немало шума.

Катя прикидывала в уме, мог ли я отлучиться посреди ночи, чтобы порешить Алиева в США, а затем успеть вернуться до того, как Катя проснется, чтобы принести ей кофе как ни в чем не бывало.

Именно этот фантастический ход Катя мозговала сейчас – по глазам видел.

Сам виноват, не спорю.

Если б мы с Катей спали в одной комнате, ей бы мысль о моей причастности к этому и близко не пришла. Я бы попросту не дал Кате заснуть. Но поскольку Катя часто обижается, что поздно возвращаюсь домой, и отправляет меня спать в другую комнату, всё же обзавелась сомнениями насчёт того, чист ли я или снова взялся за старое и бьющее по ее самолюбию – не посвящать ее нос в мои личные планы.

– Надо слушать. Вдруг меня вычислят. И тебя, кстати, тоже. – грубо шваркнула Катя свой ответ.

Она не соизволила повернуться, но глаза закатила, что меня раздражало.

Катя тоже устала от всего этого, как и я. Но она не прекращает это смотреть и слушать, а я не прекращаю ее третировать.

День за днем одно и то же.

– Меня считают пропавшей без вести, а за тебя – ни слова… Вдруг они нароют, что ты не погиб… Ты иной раз следы не заметал. Или… вдруг они на меня выйдут?

Катя неустанно поражалась моей невозмутимой способности сохранять ледяное спокойствие и не реагировать на раздражители родом из недалекого прошлого от слова совсем никак вообще.

И это мое спокойствие, по всей видимости, до беспамятства нервировало её.

Катя считала, если не сижу над телевизором сутками напролет и не грызу ногти в ожидании очередного выпуска новостей, как это делает она, то совсем не контролирую ситуацию. А я ведь знаю, что ошибается Катя. Я всё продумал заранее, обеспечив и себе, и ей пожизненное алиби. Упрятал я всех, и детей в том числе.