Люди часто спрашивают меня, волновался ли в те годы мой муж. Что он замечал? Я отвечу, что он, как и я, понимал: что-то идет «не так», но не знал почему. Он видел, что усиливается моя проблема с узнаванием людей, и пытался помочь мне при общении с ними, но он не знал, что является причиной этой проблемы. Он замечал, что я становлюсь забывчивой, иногда пропускаю назначенные встречи (что было особенно не характерным для меня), но думал, что это из-за большой насыщенности нашей жизни. Он видел, что я очень устаю психологически, особенно к вечеру, но считал, что, наверное, так выглядит старение. Когда я говорила ему, что иногда чувствую спутанность мыслей или что у меня исчезла острота ума, он, ободряя меня, заявлял, что я еще слишком молода для деменции. Сейчас, оглядываясь назад, он вспоминает, что в те годы я стала медленнее думать и использовать меньше сложных слов, но тогда эти изменения трудно было заметить, потому что они происходили постепенно.

Честно говоря, я научилась довольно хорошо компенсировать то, что плохо работало. Моему отцу тоже было сорок-пятьдесят лет, когда у него начались нарушения. Мы оба находили оправдания для наших проблем, и мы оба всегда изо всех сил старались держаться, несмотря на снижение интеллекта. Мы не хотели, чтобы кто-то знал о том, что ум наш не тот, что раньше. В результате окружавшие меня люди понятия не имели, какую мучительную работу приходилось мне вести, чтобы казаться «нормальной». Все эти годы я была словно утка. Наблюдаете, как я плаваю по озеру, и думаете, что я все делаю отлично. Но если бы вы заглянули вглубь, то увидели бы, что я гребу лапками, как сумасшедшая.

Когда мне исполнилось 48 лет, произошли два события, которые наконец заставили меня понять, что, возможно, у меня проблемы. Однажды вечером я позвала собаку во дворе, но вместо того, чтобы произнести ее имя – Майзи! – я выкрикнула название блюда, которое ела на ужин: «Чили!» Вскоре после этого я везла детей в школу и уверенно объявила дежурному в пункте дорожных сборов, что у меня скидка, потому что я участвую в conference call (совещание онлайн), хотя надо было сказать car pool (служебный автомобиль). Все это могло показаться чем-то не очень значительным, как, возможно, оно и было, но я поняла, что должна задуматься. Раньше я никогда не допускала таких ошибок.

За несколько недель до этого моя мама смотрела пятичасовые местные новости и услышала о клинике, занимающейся профилактикой деменции. «Может, тебе следует провериться?» – осторожно предложила она. «Нет, – ответила я. – Пока еще нет. Возможно, через десять лет». Но после периода некоторых волнений по поводу «ментального старения» я вдруг поняла, что эти два события нужно расценивать как личную пожарную тревогу. Мне нужна помощь. Я сняла трубку телефона и позвонила в клинику деменции.

Я приехала на прием, надеясь узнать о профилактике деменции, и немного боялась насчет того, что может найти у меня доктор. Сидя в холле вместе с матерью, я видела пациентов на разных стадиях болезни Альцгеймера. Я ощутила себя молодой и несоответствующей этому месту, а также решила, что мой мозг в порядке. На первом приеме я упомянула о некоторых вещах: о проблеме распознавания лиц, о том, что чувствую «затуманенность мыслей» на рабочих совещаниях и что устаю. Тогда доктор предложил мне пройти длинный (несколько часов) когнитивный тест. Я думала, что он будет легким, но уже после первых вопросов поняла, что тест на самом деле трудный. «На каком мы этаже?» – спросил студент-медик, проводивший исследование. Я не могла вспомнить, поднимались мы на лифте или шли по лестнице. Я предположила: «На первом?»

Результаты были неоднозначными. Я набрала хорошие баллы за вопросы, которые, как сказали врачи, включали в себя большую долю проверки IQ (эти навыки, как мне объяснили, обычно остаются в норме до того, как заболевание начинает быстро прогрессировать). Однако в других частях теста, особенно в тех, которые не содержали ничего сложного, например в разделе кодирования, я показала намного более слабый результат, как и ожидалось, но он все же не был таким низким, чтобы немедленно бить тревогу (ниже среднего, но не 10 %). Доктор сказал, что, поскольку он не может сказать, «нормальны» ли такие неровные результаты для меня, нам нужно взять этот тест за точку отсчета и каждые шесть месяцев повторять исследование и наблюдать, будут ли дальнейшие изменения.

Затем доктор рекомендовал мне сделать генетический тест, чтобы посмотреть, есть ли у меня ApoE4 – ген, характерный для болезни Альцгеймера. Я сначала отказалась. Я думала, что нет никакого смысла в знании того, имею ли я этот ген, раз все равно ничего нельзя сделать с этим. Все, что доктор мог посоветовать мне тогда – это делать каждый день упражнения, следить за питанием или избегать определенных продуктов, что могло в лучшем случае задержать (на месяцы? на годы?) наступление болезни Альцгеймера. И к чему мне было беспокоиться о будущем больше, чем ранее?

Но я все же передумала и в конце концов сделала генетический тест. Вот, что меня в этом убедило: доктор сказал мне, что, если мы будем знать генетический статус, ему будет легче включить меня в испытание препаратов против болезни Альцгеймера, а ведь мне это рано или поздно понадобится.

Результат не мог меня удивить. Зная семейную историю и симптомы, я должна была понимать, что имею ApoE4. Но когда доктор сказал мне об этом, я испытала настоящий шок и ужас; я испугалась, потому что точно знала, что меня ожидает.

У моего отца изменения начались, когда ему было за сорок. И через двадцать лет он заметно «сдал». Он перестал использовать сложные слова и редко шутил. Где-то на этом пути он потерял любовь к чтению. Он прекратил писать медицинские статьи. Его мозг уставал во второй половине дня, а потому он изменил рабочий график так, чтобы уходить из кабинета сразу после обеда. Как же это не походило на папу, с которым я выросла, который обычно работал по четырнадцать-шестнадцать часов в день. Его социальный мир сузился, а темы, на которые ему нравилось говорить, сократились до минимума. Затем наступила очередь вождения автомобиля. Оно стало провоцировать у отца тревожность. Он начал ездить исключительно в крайнем правом ряду. Поездка в новые места тоже стала огромной проблемой.