– Обеденное время, может, вы голодны?

– Нет. – Повеяло страшной тишиной.

Он прошел на кухню, почувствовал запах домашней еды, мама Диггори стояла в дверном проеме, и внимательно смотрела на часы – четырнадцать сорок, еще семь часов ждать…– Подумала про себя она.

Мужчина подошел к плите, внимательно все посмотрел, и выключил конфорку, на которой стояла кастрюля супа. Неожиданно он развернулся и взял кухонный нож. Тут же со всего размаху он всадил его женщине в живот, затем в грудь, а потом и в горло. Вся уютная серая домашняя одежда покрылась алой жидкостью. Женщина рухнула на пол. Он выбросил нож, перешагнул через нее, взглянув ей в глаза, увидел там слезы, он усмехнулся и вышел вон. Тихо прикрыв дверь. Все произошло так быстро и внезапно, что сон Диггори остался не тронутым. Малыш продолжал спать.

Его мать оставалась в живых еще двадцать минут. Спустя полтора часа проснулся Диггори, он начал плакать, Диггори звал маму, как только мог, но все было бесполезно. Спустя семь часов пришел отец.

Отец Диггори никогда не говорил ни кому, что он почувствовал в тот момент, что было в его мыслях, он лишь холодно отвечал:

– Полиция долго ехала, ребенка нужно было успокоить, я собрал его и отвез к бабушке, рассказал я ей все, лишь тогда, когда ее дочь забрали и вымыли квартиру.

Впоследствии Диггори очень много думал о том, что же чувствовала его мама, в последние двадцать минут своей жизни. Все детство он плакал каждый вечер и спрашивал только у бабушки по маминой линии – Правда, что мамы больше нет? – и она отвечала – Правда, родной. – Потом он плакал еще какое-то время.

– Успокойся! – Строго говорила бабушка – Мама с облачка все видит, не расстраивай ее своими слезами…

Тогда Диггори погружался в столь любимые мысли о маме, фантазируя, о том, как же мама его любила и как она была с ним нежна пусть всего два месяца. Ему много рассказывали о маме, о том, как она была нежна с ним, как купала его в теплой маленькой ванночке по вечерам и кормила его грудью перед сном. Ему рассказывали, с каким богатырским аппетитом он обладал, первые месяцы своей жизни и всегда удивлялись тому, что после смерти матери он стал, есть в два раза реже и меньше

– Детям надо слушать сказки перед сном. – Говорила бабушка Диггори каждый раз, когда он слишком часто просил рассказать о маме.

– Тогда расскажи сказочку о мамочке, я очень быстро усну, обещаю! – Бабушка всегда соглашалась.

– Я очень любила плести твоей маме косы, у нее удивительно быстро росли волосы, густые, каштановые, я плела такие красивые прически. Один раз она пришла домой и сказала, что мальчик с параллельного класса сказал, что влюбился в ее волосы. Он очень хочет дергать ее за косички, как и все, но ему их жалко. Это был твой папа, Диггори. А теперь спи, ты обещал мне.

Шло время, мальчик рос, вместе с ним, росли и его боль и желание спасти всех живых существ на земле, но в первую очередь маму, хотя было поздно, да и не возможно.

И вот летним теплым днем он пришел в гости к бабушке и дедушке, пахло недавно зацветшей сиренью и домашними хлопотами. Он зашел в коридор, разулся и увидел несколько лишних пар обуви, Диггори прошел в зал. Там он увидел пухленькую зеленоглазую девочку, мысленно он сравнил ее со свежеиспеченной булочкой, – она тоже круглая и теплая – подумал он. Диггори улыбнулся, Девочка ему ответила тем же и отвела глаза на маму. Эта девочка была дочкой новой девушки дяди Диггори. Диггори тут же подбежал к девочке, словно сама его душа рвалась к ней сквозь его тело. Он спросил ее имя – Алиса. – Прозвучал в ответ тоненький детский доверчивый голосок.

Диггори улыбнулся еще шире, за тем поник, и засмущался. Смотря вниз в самый угол плинтуса, темно коричневого цвета, цвет который его раздражал с самого детства нежно и смущенно ответил – А я Диггори… Мы сможем дружить. – Тут подошла его бабушка и усадила детей за стол, поесть домашний пломбир с вареньем из малины и смородины, это стало началом всех следующих событий.

Кто кого?

Девочка сидела и разглядывала Диггори. В душу ей запали его чистые глаза цвета льда, насквозь пропитанные слезами, болью и чувством вины. Каждый раз, когда она смотрела ему в глаза, ей казалось, что нет человека лучше и несчастнее чем Диггори. Алисе очень нравились его волосы, они были цвета молочного шоколада, а брови были темные и абсолютно одинаковые, волосок к волоску, будто нарисованные или приклеенные на клей, как борода дедушки мороза.

Дети сразу научились понимать друг друга с полуслова. Диггори нравилось, как смеется Алиса, в эти моменты его сердце пело, боль, пропитавшая его насквозь, отступала. Всё лето они провели вместе. Глаза Диггори оттаяли и даже цвет их, стал подобен весеннему ручью. Какое счастье испытывали Дети от того, что живут так близко, в одном доме и могут пройдя несколько этажей так быстро и без проблем оказаться рядом, они воображали себя братом и сестрой, мужем и женой, друзьями, стихиями.

– Диггори, вот я огонь! Я живая, радостная, я могу сжечь, кого захочу, а могу и согреть. А ты вода, ты помогаешь мне разгораться слишком сильно, ты спокойный, мне так это нравится!

Они были счастливы, что могут гулять в одном дворе, есть одно мороженное, с их любимым малиновым и смородиновым вареньем. Алиса с самого раннего возраста не могла принять себя, она не любила в себе буквально все, а Диггори принимал ее целиком и полностью, ему нравилось в ней все, он был первым, кто принял ее целиком и дал возможность поверить в то, что ее кто-то может любить.

Они сошлись на том, что оба любили всех спасать, а смех Алисы для Диггори был единственной таблеткой от слез и боли. Он часто включал ее любимые мультики, много шутил, лишь бы прозвучали эти светлые и яркие как солнышко весной нотки Алисиного смеха. Диггори очень любил рассказывать Алисе истории, где он выступал в качестве рыцаря, Алиса смеялась и восхищалась, а Диггори все больше гордился собой. И каждый раз истории были все ярче и красочнее.