Шрифт:
– А что мне еще остаётся. Я согласен…, потом спросил, – Анна Саватьевна, а как это современная техника не могла показать, а Вы сразу поставили точный диагноз?
– А во время войны, вся надежда была на наш молоточек, вот он нам и подсказывал.
Снова взяли пункцию и стали готовить к операции. Перед операцией медсестра предложила мне помыться в ванной и даже принесла, какой-то гель из дома. На следующий день рано утром пришли студенты, меня переложили на каталку и повезли по коридорам больницы.
– Вы что делаете, почему вперёд ногами?
спросила Татьяна Абрамовна у студентов.
– Главное не как везут на операцию, а как оттуда вывезут, – ответил я.
– Он еще и шутит. Это прекрасно, когда хорошее настроение.
В операционной мне поставили под ключицу катетер, на лицо положили маску…
Очнулся с трубкой во рту, в палате…
Попытался что-то сказать, но не получилось.
– Проснулся хорошо, сейчас уберем трубку и позовем врача, – сказала медсестра.
После осмотра врача, я спросил у медсестры.
– Долго я спал?
– Почти трое суток…
– А операция?
– Операция шла восемнадцать часов, но всё прошло хорошо.
Пошли дни, недели в больнице и бесконечная череда капельниц, уколов, пункций. Из одной палаты меня переводили в другую. Почти через месяц после операции врач разрешил мне вставать на ноги и передвигаться с ходунками. Проходя по коридору увидел весы, встал и увидел пятьдесят семь. "Хорошо однако убыл с девяносто кило."– подумал я. Ещё через пару недель, Татьяна Абрамовна после очередной пункции сказала.
– Во время операции было удалено почти двадцать нервных узлов, но больше было нельзя, иначе ты бы не поднялся. Часть опухоли осталось, и мы тебя завтра переводим в онкологию.
Уже потом случайно узнал, почему Татьяна Абрамовна меня так опекала, с длинными волосами я напоминал её сына, а пока моя история болезни продолжилась уже в онкологии города Свердловска.
В онкологии было назначено облучение, которое проходило в специальной комнате за толстыми железными дверями. У меня осталось две опухоли величиной со спичечную головку, сначала назначили по два Грея на каждую точку, затем дозу снизили до одного Грея, а всего за курс была получена доза в тридцать четыре Грея.
Всё лечение проходило тяжело, сначала завтрак, потом облучение, а потом до обеда в обнимку с унитазом, как после продолжительной пьянки, казалось что даже желудок захотел выйти наружу.
Болезнь ни кого не жалеет, она не знает не возраста, не социального положения в больничной палате мы все равны и только шанс выйти из неё здоровым у всех разный. В палате на восемь человек, лежало двое детей двенадцати, может четырнадцати лет, трое парней моего возраста и трое мужчин, которые мне уже казались глубокими стариками. Познакомившись с одним из мужчин, случайно узнал, что недавно ему исполнилось сорок пять лет, что он уже пятый раз лежит в этой больнице на химии.
Моя история болезни продолжалась более полугода, ранней весной она началась в Шамарах и только глубокой осенью наконец закончилась в онкологии Екатеринбурга, впереди предстояла дорога домой и долгие месяцы реабилитации.
Пятый набросок: Наконец дома
На улице уже лежал первый снег, когда я наконец вернулся домой из больницы. Оказалось, всё что раньше делал, почти шутя сейчас давалось для меня с трудом. Четыре раза в день приходилось кипятить резиновые катетеры, чтобы выводить мочу, а вечером кипятить шприцы, и ставить себе обезболивающее.
Братьев не было дома, а помощник для матери я был ни какой, только помогал готовить еду, а дрова и вода легли на её плечи, а ещё уход за коровой. Придя домой, после работы, мать снова бралась за работу, не зная отдыха.
Во время вывозки сена у нашего дома свернули столб, мы остались без света. Чтобы стерилизовать шприцы и катетеры приходилось затоплять печь, на просьбы матери о свете никто не реагировал. Три дня без света, надо было что-то делать.
– Знаешь что, – сказал я матери, – иди ты за врачом Галиной Валентиновной, скажи, что у меня какой-то приступ, а я постараюсь проявить свои актерские способности. Ты только сама не волнуйся. Примерно через полчаса, пришла Галина Валентиновна, она во тьме встала в коровью лепёшку и поэтому была, мягко говоря, не очень довольна.
– Что Вы без света сидите?
– Да, у нас его четвертый день нет, колхоз сено вывозил и скирдой свернул столб.
– А что ни кому не скажите?
– Говорили, а что толку, – ответила мать.
– Так, что с тобой? – обратилась ко мне врач.
– Плохо, – простонал я. Актерские способности не пригодились, мне действительно было плохо. – Спина болит и отдаёт в ноги, а ещё мочевой пузырь начал болеть.
– Сейчас сделаю уколы от боли. А с мочевым, что делаешь?
– Вывожу сам мочу, а катетер надо кипятить.