Шрифт:
Стефан понял, что сейчас от правильного ответа зависит его судьба и ошибиться нельзя.
— Выпил?! — снова дернула его Маричка за свитку.
— Да… немного… много заглотил… Редкостная гадость, — и тут же увидел ужас в синих очах.
— Это же отрава, — зашаталась Маричка, так что Стефану пришлось ее подхватывать.
— Какая отрава? — переспросил он.
— Тебя отравить, — опавшим голосом прошептала она.
— Ну так получилось, — погладил он ее по плечу.
— Нет! Надо что-то делать! — раненой птицей заметалась Маричка по комнате. — Надо, чтобы оно попросилось назад. Перо! Где у меня перья?! — трясущимися руками она распахнула шкаф и судорожно начала шарить по полкам, роняя банки с пауками и кузнечиками.
— Тише — тише, — испытывая муки совести, попытался остановить ее Стефан.
— Вот оно, — вытащила, наконец, Маричка, большое голубиное перо, — рот открывай, — бесцеремонно схватила она Стефана за щеки, пытаясь разжать ему зубы и пощекотать горло.
— Эй! Эй-эй! — шарахнулся от нее Стефан. — Ты что творишь?!
— Спасаю тебя, дурак. Рот открывай! — снова кинулась на него девушка.
— Поздно открывать, уж все впиталось, я много выпил. Извини, — виновато втянул голову в плечи Стефан.
— Как же так?! — выронила перо Маричка. — Как же так? — начала она судорожно рыдать, вцепившись Стефану в свитку и купая его слезами.
— Ну-ну, ты ж хотела меня убить? — ласково погладил он свою дуреху по голове.
— Хотела, — охотно согласилась Маричка, — но не так же быстро, не так. Как я жить без тебя буду? — рыдала и рыдала она, уткнувшись носом ему в грудь.
Очень хотелось признаться, но тогда все сорвется, а надо довести задуманное до конца, и Стефан сдержался.
— И когда я должен Богу душу отдать? — деловитым тоном произнес он.
— К вечеру, ну или, если телом крепкий, может и до утра протянешь, — шмыгнула носом Маричка и опять заревела. — Давай все же перышком? — попыталась она снова его полечить.
— Так, давай успокоимся, — на вытянутых руках отстранил ее Стефан. — Ты месть свершила?
Маричка безвольно махнула головой.
— Я лично никого не убивал, я, так сказать, жертва обстоятельств. Так? А значит ты должна выполнить мою последнюю волю, ну как умирающего.
— Какую просьбу? — сразу успокоилась Маричка, ладонями смахивая слезы.
— Маленькую такую, — оглянулся на смятую постель Стефан.
— Да ты что себе позволяешь?! Я девица порядочная, и не думай о такой срамоте, — густо покраснела синеглазая, обиженно поджимая губы.
— Я, вообще-то, тебя замуж зову, — тоже картинно оскорбился Стефан, скрещивая руки на груди. — А до этого и не дойдет, — кивнул он в сторону кровати, — я к тому времени уж на столе лежать буду.
— Замуж? — изумилась Маричка.
— Ну да. Пойди за меня замуж. Не хочу холостым помирать, не гоже так господарю, так твой дядьку говорил.
— Да может ты еще и не помрешь, может все обойдется, — робко возразила Маричка, прикладывая тыльную сторону ладони к разгоряченной щеке.
— Это вряд ли, вон уже в животе режет, — скорчил гримасу Стефан.
— И тошнит?
— Очень.
— Тогда за попом надо быстрей бежать, — схватила его за руку любимая, увлекая на винтовую лестницу, — повенчаемся, заодно и исповедает тебя.
«Исповедоваться-то мне точно нужно, такой брехни нагородил. Ну, так для пользы же», — успокаивал совесть молодой господарь, млея от теплой девичьей ладошки в своей ладони.
Глава XVII. Самозванец?
Стефан с Маричкой стояли пред алтарем в небольшой домовой церкви. Переодеться в нарядную, подобающую случаю одежду ни жених, ни невеста не успели. Стефан только накинул на плечи прямо поверх свитки контуш Ковальского и натянул наспех начищенные Михасем сапоги, а Маричка покрыла головку ажурным платочком. Духовник семейства Липников отец Патрикей, к огорчению сильно торопившегося жениха, торжественно облачался в фелонь, медленно раскладывал церковную утварь, что-то бубнил себе под нос и явно никуда не спешил.
Рядом, сохраняя невозмутимое выражение лица, стоял филин Адамусь, ему и Михасю предстояло держать венцы. Денщику было то не по статусу, уж больно мелковата сошка, но послать за кем-то из шляхты Стефан на отрез отказался, слишком сильно в нем проросла обида за поддержку благородными дворянами пана Банькова.
Если хранитель и удивился поспешному венчанию племянницы с господарем, то виду не показал. Лишь спросил: «Не было ли греха?» «Чиста, милость хочу оказать», — опуская глаза, тихо произнесла Маричка. Адамусь, ничего больше не расспрашивая, спрятал в усах мимолетную улыбку и послал за священником.