Не понимаю, как ее из пекарни не уволили до сих пор, может, врет мне, что работает там, а сама попрошайничает? Ах да, она же уборщица.

Взяв немного риса, я положил его в рот и поморщился. Есть это было просто невозможно. Жаль, я готовил не лучше. Раньше в этом вообще не нуждался, прислуга готовила просто замечательно. Сколько бы я ни жил с этой женщиной, привыкнуть к приготовленной ей еде было невероятно сложно.

— Первый день в школе-е-е… — пропела женщина, пристально глядя на меня и улыбаясь. На ее глазах навернулись слезы, но та ловко их смахнула с лица ладонью. — Ты стал таким взрослым, что мне даже не верится.

— Эм… ага… — кивнул я, смутившись. — У нас еда закончилась? — вопрос последовал после протянутой руки за овощами, которая проскребла по дну пустой тарелки.

— Ну, да, — оглянула женщина кухню. — Но ты не переживай, на ужин я уж точно тебе что-нибудь придумаю. Голодным спать ложиться тебе не позволю!

— Возьму на обратном пути чего-нибудь на ужин… — понимая, что денег нам к началу месяца пока брать неоткуда, сказал я ей.

— А? — приподняла та бровь. — С чего бы?

— Ну, мне вчера хорошие гости попались, — пожал я беззаботно плечами. — Вот и оставили тысячу в качестве чаевых.

— Ты серьезно?

— Зуб даю…

Правда, потом уволили, но об этом говорить не стоило.

— Эйджи-кун, ты меня спас… — с облегчением вздохнула та. Кажется, женщина тоже была на мели, видно, муженек совсем в последнее время обдирал до нитки.

— А ты на такого сына еще и ворчишь, — буркнул я.

— Больше не буду!

— Не будешь?

— Завтра точно ни слова тебе плохого не скажу! — кивнула та, засветившись от счастья. — Как ты там говоришь…

— Зуб даю, — напомнил я.

— Зуб даю! — повторила та громче.

«Скорее бы стипендия, говорят, она в „Хоккадо“ довольно приличная.»

— Что там в новостях пишут? — бросил я взгляд в сторону газеты, которая лежала рядом с женщиной.

— Ох… Эйджи-кун, не знаю даже, тут о чем только не пишут… — взяла та бумагу в руки и стала смотреть на нее внимательно. — В основном про войну с Америкой… пендосы, говорят, наших ребят сильно щемят. — Этому слову я ее научил, она у меня сама периодически на русском сквернословит. — Сейчас у нас все больше молодых неопытных ребят забирают в армию и под предлогом заработать себе высокий чин и статус отправляют на войну… не представляю, что со мной будет, если подобное произойдет с тобой.

— Да уж… — вздохнул я задумчиво. — Не хотелось бы, конечно, погибать за такую Японию… — на самом деле я не был против отправиться на передовую, но не мог этого сделать по причине своего несовершеннолетнего возраста и отсутствия образования. — Если бы на нас не плевали с высокой горы аристократы, возможно, я бы подумал…

— Не нужны нам никакие признания аристократов такой ценой, Эйджи-кун! — бросила та газету обратно. — Ты мне живой нужен, а для войны свои люди найдутся.

— Найдутся, конечно, — хмыкнул я. — Такие же молодые ребята, как я…

— Все, закрыли тему, — отрезала та резко. — Иди давай в школу, хватит тут лясы точить… — тоже я научил.

— Ладно, пойду… — я неспешно поднялся со стула и учтиво кивнул. — Спасибо за завтрак, к ужину можешь позвать отца…

— Никого звать не собираюсь, — скрестила та руки на груди и отвела взгляд.

— Ладно.

Еще раз поблагодарив за завтрак, до которого я не дотронулся, вышел из дома и, застав Фумико сопящую в своей кровати, осторожно подошел к ней и, медленно подсев к ней на кровать, проверил опухоль. Та за ночь стала гораздо меньше, что не могло не радовать.

Не будя ее, вышел на улицу и пошагал к ближайшей станции метро. Впервые опробовав костюм на практике, понял, насколько тот неудобен. В плечах пиджак был слишком широк, а правый рукав был чуть короче левого. Да, издалека не так заметно, но вот ходить в нем было крайне неудобно.

До станции дошагал быстро, стараясь не запачкать вычищенные до блеска старенькие потрёпанные жизнью туфли, которые, к слову, тоже были сшиты криворукой тетей Сьюзи. Около минуты спускался, затем, дождавшись своего поезда, растолкал себе небольшую площадь в вагоне и встал, оглядывая окружающих. Опять же, привычка.

Мне всегда казалось, что кто-то следит за мной, странные чувства… эдакие издержки профессии, которых не избежать.

Ехал долго, так как жил я на окраине города. Школа Хоккадо была расположена чуть ли не в самом центре, отсюда и толпы людей в вагонах с минимальным количеством воздуха.

Вытиснив свое худощавое тело из вагона, я наконец выбрался на улицу, где с минуту стоял и глотал свежий воздух. Все же посещать Токийское метро было просто невыносимо. Не знаю, каким было метро в прошлой жизни, но уверен, что там было в несколько раз свободнее.