— А если и так, майор? Что-то против имеешь? Так ты не стесняйся, скажи, я послушаю.

— Ты, Костенька, наверное, уже забыл Устав Воинской Службы, — всё так же ласково продолжил майор. — Так я напомню, мне несложно. Устав гласит, что приказы сперва исполняются, и лишь затем обсуждаются. А ты, мой дорогой, что бы там о себе не думал, на военной службе. Более того, прямо сейчас ты на боевой операции, и твой отказ от их выполнения, с учётом боевой обстановки, расценивается как саботаж. И это в лучшем случае. В худшем…

Я рассмеялся ему в лицо. Всё же кое в чём я ошибся со своей оценкой Громова. Да, он был умным человеком. Харизматичным и волевым лидером, способным заставить слушаться своих подчинённых. Вот только он за годы своей работы в условиях города слишком привык полагаться на то, что за его спиной стоит почти всемогущая организация, проводником воли которой он является. Привык, что люди, зная о силе за его спиной, невольно опускают глаза и склоняют головы. А тех, кто не согласен, кто рискует ему возражать, всегда можно задавить с помощью всемогущей Конторы. Организовать уголовное дело, нападки налоговой, подержать в каземате несколько дней…

Вот только полагаться на то же, что и обычно, на то, что карами, угрозами и прочим привычным арсеналом сумеет поставить на место человека, которому уже нечего терять, тому, кто и так вот-вот может отдать концы, было его ошибкой. Поступи он иначе, попытайся напомнить мне, где мы и чем грозит разброд в отряде, у него, скорее всего, вышло бы призвать меня к благоразумию. Но здесь и сейчас он ошибся, попробовав надавить привычным способом.

— Объяснишь это волколакам, что вот-вот явятся за нашими жопами, а, майор? — со смехом спросил я. — Про Устав, про то, что ты целый ОФИЦЕР, что за это их ждёт трибунал… Да, кстати, а это мысль! Расскажи тварям, что за противоправные действия вроде многочисленных убийств, нарушения границ частной собственности и противодействие органам власти, их всех ждёт уголовное наказание в виде лишения свободы? Глядишь, монстры испугаются и драпанут назад.

В глазах Громова полыхнул гнев. А затем меж его пальцев забегали язычки пламени, формируясь в файербол.

— Ну давай, рискни, Олег, — бросил я, вставая в боевую стойку. — Попробуй напасть и посмотрим, помогут ли тебе твои огоньки.

Не знаю, чем бы кончилось дело, но вмешалась Ангелина.

— Хватит! Мы и так по уши в дерьме, так вы ещё и петушиться тут будете?! Может, кто-то забыл, но там, за стенами, бродит стая тварей, сожравших целую деревню и теперь планирующую поужинать нами. И так как они уже наверняка в курсе, что мы прикончили их сородичей, убивать нас будут максимально мучительно!

Громов, вздохнув, развеял пламя.

— Ты прова, Геля, — уже иным, спокойным тоном ответил он. — Пацан, ты же понимаешь, что нам сейчас не до выяснения отношений?

— Понимаю, — кивнул я. — Но сидеть тут, обсираясь от страха, как мыши под веником, я тоже не хочу. Не хочешь говорить — можешь молчать, но чего нам рты затыкать? За тварями наблюдают, незаметно не подойдут. Где мы сидим тоже для них не секрет, так что играть в молчанку смысла не вижу.

— Ну, если вам так охота потрепаться, вперёд, — пожал он плечами. — Только без пораженческих рассуждений. Мы победим, и точка. Иначе, если даже мы в это верить не будем, нам действительно конец.

На некоторое время установилась тишина. Снаружи раздался ещё один вой, и Маша сообщила, что явилась ещё пара чудовищ.

— Жаль, что так всё повернулось, — нарушил молчание Антон. — А я планировал Машке предложение сделать после этой миссии. Всю жизнь прожил в одиночку, думал, наконец остепенюсь.

— Ты ещё скажи, что до неё девственником был, — фыркнул Серёга.

— Нет, конечно, это ты у нас вечный президент клуба онанистов, — ответил здоровяк.

— Пшёл нах.

— Ну, а если серьёзно, то все, кто был до неё, были какими-то пресными, что ли? Одни туповаты, другие — слишком ревнивы и истеричные… Бывали, конечно, и исключения. С одной даже прожил вместе три года. И вроде всё с ней в порядке — и не глупа, и красива, и особо ревностью не душила, хотя, конечно, мозг периодически потрахивала, но это у всех баб общая болезнь, так что не критично. Главное, что не часто. Однако даже с ней, через несколько лет, как-то искорка погасла. Ну, опостылела, что ли? Да и, откровенно говоря, изначально особой любви к ней не чувствовал. Просто начал подкатывать, увидев, что симпатия взаимна, а там как-то привык. Но даже она просто опостылела в какой-то момент.

— Ты вот только не говори мне сейчас, что Маша оказалась ангелом небесным, и ты влюблён теперь без памяти, — не удержался я.

— Она не идеальна, согласен, — усмехнулся он и взглянул на меня. — А ещё терпеть тебя не может. Она ужасно упряма, язвительна, не умеет сдаваться и проигрывать, с этим не поспоришь.

— Ну, то есть ты как бы не совсем слепой еблан, что не может не радовать, — заметил я — Тогда нахрена тебе эта стерва? Или ты мазохист?

— Ну почему же сразу мазохист, — покачал он головой. Теперь даже майор с интересом слушал откровения Антона. — Просто понимаешь, парень, иногда любовь бывает слепа. Понимаю, фразочка женская, но правдивая донельзя. Как бы её не заносило, что бы она не говорила и не делала, со мной она иная. Это вы видите только ту её жёсткую сторону, мне же она открывается и с другой стороны. Вся её грубость и язвительность — лишь защитный механизм, своеобразная раковина, нужная для того, что бы справиться с изменившимся миром. Что бы не сойти с ума от нагрузок, например. Если ты не заметил, лишь ты один у нас такой фанатик саморазвития, которому ничего, кроме силы, уже и ненужно. Ни друзей, ни семьи, ни даже просто знакомых. Ведь я тоже не слепой, парень. Когда все в перерывах сидят в телефонах и общаются меж собой, ты если и достаёшь его, то что бы загуглить что-то на тему того, как стать ещё сильнее. Когда остальные едут домой, к семьям, друзьям, родным и близким, ты остаёшься на базе и тренируешься. Да даже единственный выходной — и тот ты провёл, тренируясь! Среди нас у тебя тоже нет друзей.

— Что ты хочешь сказать? — недовольно спросил я. Тема разговора мне нравилась всё меньше.

— Что тебе, возможно, это сложно понять, но все мы люди. Просто люди, чья жизнь очень резко изменилась из-за всей этой хрени, — ответил он. — А Маше — особенно. Она не такая уж плохая, просто прячет стресс, как может. А тебя не переваривает именно потому, что тебе словно плевать на всё. Мир стремительно меняется, монстры уже не только в данжах, но и снаружи, а тебе хоть бы что. Ты думал, мы не видели? Или не поняли?