— Герман? Меня зовут Джон, Джон Картер и я американец, как и Пабло Мендоса, известный тебе как Паб. Пойдем, Герман, нам нужно поговорить.

Он повернулся, дав указание на местном языке: здоровяки потянули Тиландера вслед за ним. Не останавливаясь представившийся Картером бросил через плечо:

— Пабло, русского в яму и полная изоляция.

Ошарашенный Тиландер не думал оказывать сопротивление, покорно давая вести себя за человеком с винтовкой. Они пересекли все поселение и дошли до скалы на краю бухты. Тиландер бросил взгляд на море, судя по расположению фонарей, «Стрела» шла в открытое море, давая надежду, что Лар приведет помощь. Но Тиландер отчетливо помнил про мель в восточной стороне бухты. Скала скрыла от него корабль, а мужчина, пройдя еще около пятидесяти метров свернув вправо, между скалами стоящими полукругом угадывался силуэт большого строения.

У входа в дом горели факелы и стояли двое воинов. Факелы горели и в коридоре, от которого в разные стороны виднелись дверные проемы. Они пришли в достаточно большую освещенную факелами комнату. Стульев в комнате не было, их заменяли обрубки ствола дерева. Обрубок пошире являлся столом, на котором дымилось отварное мясо, испуская аромат.

— Садись, Герман, вначале поедим, поговорить всегда успеем.

— Я хочу знать, кто вы такие, и почему нас захватили? Мы вам не причинили вреда, почему вы напали на нас? — Тиландер остался стоять.

— Мы американцы, попали сюда из 1985 года во время одной спецоперации. Здесь находимся уже двадцать лет и впервые увидели белых людей. Узнав, что ты и твой товарищ Уильям находитесь в зависимости от русского по имени Макс, решили освободить своих соотечественников и совместно править здешними народами.

— В зависимости? — Тиландер расхохотался. В это время в комнату прошел Мендоса, метнувший взгляд на Картера: «Я же тебе говорил».

— Герман, я предлагаю только один раз, — Картер встал и прошелся по комнате, — либо ты с нами, либо разделишь участь своего друга-коммуниста.

— Он не коммунист, но я отвечу так, — Тиландер приосанился, расправил плечи, — в роду Тиландеров не было предателей и не будет!

— Не будет, говоришь, — Картер злобно поиграл желваками, — рода Тиландера не будет, если не образумишься. — Он крикнул на местном языке, и в комнату ворвались двое здоровяков, что тащили сюда Тиландера. Картер отдал распоряжение, от которого лица дикарей засветились радостью, и его грубо поволокли из комнаты.

Только бы Лар смог обойти ту мель, иначе нам хана, — успел подумать Тиландер, прежде чем удар по голове небольшой дубинкой отправил его в глубокий нокаут.

Глава 10. О чем мечтает пленник

Утро второго дня дарило маленькую надежду, что дождя не будет и, возможно, воздух прогреется. Теплилась еще надежда, что меня вытащат из ямы: нет смысла держать меня здесь просто так. Если меня не убили, решившись напасть на нас и убить моих людей, то моя жизнь для Урха имела какой-то смысл. Но какой? Происходи это в современном мире, были бы варианты ответов: выкуп, обмен. Но какую ценность имеет пленник в каменном веке? Сколько не силился припомнить, кроме варианта, что я в плену в качестве живой консервы, на ум не приходило. Но Урха не людоеды, по крайней мере, никаких фактов, указывающих на склонность к каннибализму, не замечено. Да и Паб, Рек и Гун, что провели в Макселе три месяца, вели себя адекватно, в какой-то мере цивилизованно, если это слово применимо к дикарям.

Наверху послышались шаги: кто-то невидимый снова сбросил кусок мяса, и шаги стали отдаляться.

— Эй, тварь, вернись, — закричал я шагам, но ничего не произошло. Голод уже давал знать о себя довольно сильно. Конечно, есть мясо, что тебе бросают, как собаке, весьма обидно и сильно било по внутреннему самолюбию, но умирать с голода — это апофеоз идиотизма. Лужа, образовавшаяся после дождя, впиталась, оставив после себя влажное пятно на земле. После еды пить захотелось еще сильнее. Еще несколько раз попытался дозваться до охранника, но никто на мои крики не явился.

В данный момент невидимого охранника я ненавидел сильнее предателя Паба: в своих мечтах о мести перепробовал несколько изощрённых казней, коим подвергну охранника, получив свободу.

Двоюродный брат мамы провел в колонии пять лет после несчастного случая. Его автомобиль врезался в людей, ожидавших автобуса на остановке. Погибла женщина, и двое молодых парней получили травмы. И хотя это был несчастный случай, у автомобиля соскочил шаровый палец, двоюродного дядю осудили. Был он человеком справедливых взглядов и отказался сотрудничать с администрацией колонии, собиравшейся сделать из него доносчика. Из пяти лет в колонии дядя Валера семь месяцев провел в бараке усиленного режима и два месяца в карцере-одиночке.

Дядя рассказывал, что самую сильную ненависть осужденные испытывали не к прокурорам и судьям, что зачастую давали несоизмеримые преступлению сроки, а к простым охранникам превращавшим их жизнь в ад. Именно простые охранники больше всего измывались над заключенными, упиваясь своей властью. Могли «случайно» уронить миску с тюремной баландой, «случайно» наступить на простыню кровати нижнего яруса, досматривая верхний ярус. Охранники во время контрольного осмотра камеры забирали все, что могли найти: деньги, сигареты, расчески, даже чай, что передавали с «воли». Любая мелочь вплоть до кружки воды в карцер имела свою цену и цену немаленькую: некоторые, задолжав охранникам и сокамерникам, по слова дяди Валеры, резали себе вены, чтобы не платить одним местом.