Шрифт:
В Алкмеоне, главном действующем лице двух последних повестей книги, соединились в одно целое мифологический герой-матереубийца и некий писатель, свыкшийся с положением "литературного изгоя, аутсайдера", который со временем стал сам "сыпать аттическую соль на бесчисленные раны своих гонителей".
В зеркальной тюрьме, куда он попадает, он доводит свое самобытно-словесное мастерство до виртуозности, вырабатывает свои иронические творческие принципы: "В современном романе главное не правила и форма, к тому же полувоенные, а - подлинная страсть".
Так что же, от Чехова - к постмодерну? Вполне в духе времени. Но все же, не выхолащивая Чехова в себе. Виктору Широкову на примере данной книги это вполне удается.
Заключительная повесть книги "Мраморные сны, или Очищение Алкмеона" продолжение предыдущей. Его герою снятся "мраморные" сны. И здесь древние архетипы переплетаются с современными. Словно бы обрастает плотью и наполняется кровью вынесенное в эпиграф изречение: "Миф будет развиваться как бы по спирали, пока не истощится интеллектуальный импульс, породивший этот миф".
Не то герою, не то автору. Ставшему "рабом Аполлона, его добровольным писарем, живой самопиской", приснилось, что он - сын речной нимфы Каллирои и безумного Алкмеона-матереубийцы.
И, стало быть, постмодернистская ткань повествования сплетается из древнего мифа, ожившего вновь. И выстраивается в увлекательный сюжет, наполненный дыханием гомеровского эпоса и всечеловеческих страстей.
Такие честные образцы постмодернистской прозы, без сомнения, со временем станут классикой. Жаль, что многие спекуляции сегодня нагло и беззастенчиво компрометируют его новаторские устремления. Но об этом особ статья.
А у меня возникает образно-ассоциативный ряд в связи с "античными кущами проблем Ха-Ха века". На дне ямы Вавилонской все-таки не все деградируют, спиваются, гибнут духовно и физически. Что ж, более приспособленные и проворотливые умеют жить за чужой счет, изобретают паразитическую виртуальную экономику с финансовой пеной. Но есть и такие, которые не утратили романтического духа, выстраивая свои мифологемы. Правда. Далеко не всегда мифы, шарики-вымыслы, выносят их со дна тюремного двора-колодца ямы Вавилонской...
И общее впечатление от творчества Виктора Широкова, от его книги повестей такое: автор, меняя обличья, принимая образы своих героев, заглядывает в бездну вавилонскую, таящуюся в каждом из нас и разверзшуюся вселенским провалом. Но долго в неё не глядит, иначе она может заманить, затянуть... С вскруженной головой, не дай бог, бросишься в нее, и поминай, как звали.
Сам в неё не заглядывается и нам, читателям, не дает, - щадит, жалеет. Не лишает последней надежды. И какой-то подспудной веры, что все-таки всем миром не дадим дальше рыть яму Вавилонскую и сами, наконец, выберемся из нее. А на её месте обретем потерянный рай.
"Дай Бог, люди, наконец, поймут, что золото - зло, что огонь злобы и зависти оставляет после себя только золу сгоревших мечтаний, и нельзя проливать безнаказанно кровь, не рискуя вызвать Эринний, воинственных неустанных мстительниц. Истинное очищение - не совершение злодеяний. Об этом и говорят мраморные сны - проблески коллективной памяти человечества". Так заканчивается книга.
А в бездну вавилонскую, я думаю, заглядывать все-таки полезно. Дай Бог, в ней только не пропасть.
г. Ельня Смоленской обл.
12 апреля 2002 г.