Игорь Доронин
ФЕНОМЕН ЛОСКУТОВА
После тяжелых боев на Днестровском плацдарме, где наша часть понесла большие потери в людях и технике, ее отвели на отдых в большое, почти не тронутое войной украинское село с чудесным кисло-сладким названием Антоновка. Был разгар весны, все вокруг цвело, мы были живы, молоды и с радостью предвкушали дни, а может быть, и недели безопасной и беззаботной тыловой жизни. Наиболее лихие из моих разведчиков и связистов - а я был командиром взвода управления гаубичной батареи артполка - сразу же обзавелись перспективными знакомствами среди юных местных жительниц и как будто скучать не собирались.
Но в первый же вечер после отбоя офицеров вызвал к себе капитан Ильметьев - начальник штаба, или, по штатному расписанию, адъютант старший дивизиона. Откуда, из каких глубин военной истории пришло в нашу артиллерию это архаичное название должности - не знаю, но факт остается фактом: он имел именно такую должность.
Выставив вперед тяжелую челюсть, он пересчитал нас, как хозяйка цыплят, и произнес:
– К завтрашнему утру чтоб у меня были расписания занятий на десять дней. Вопросов нет? Все. Получите бумагу.
Мой командир батареи после ранения долечивался в медсанбате, поэтому расписание на всю батарею составлял я. Делать эту работу мне довелось впервые, никаких методических пособий, конечно, не имелось, но изрядно помучившись до первых петухов, я все же завершил ее, как мне казалось, успешно. В восемь утра я, как штык, был в штабе дивизиона.
– Это что такое?
– посмотрев на принесенный мною лист, спросил Ильметьев.
– Как что?
– в свою очередь удивился я.
– Расписание.
– Я тебя спрашиваю, что это такое?
– ткнув пальцем в какую-то графу, повторил капитан. Я заглянул под его палец и сказал:
– Это... Изучение матчасти гаубицы.
– Не то, не то.
– Ильметьев брезгливо сморщился: - Я тебя спрашиваю, что за мазню ты принес, как курица лапой нацарапала.
Я про себя возмутился:
– Да на мой почерк вроде никто не обижался. В школе по чистописанию меньше четверки не было.
– Тут тебе не школа, а вот через три часа чтобы все было, как положено быть. Понятно?
– Понятно. Но, может, вы по существу посмотрите, что надо исправить?
– Вот тогда по существу и посмотрим. Можешь идти. Бумаги у меня больше нет.
Мои разведчики бумагу, конечно, где-то достали, а батарейный писарь сделал из расписания прямо-таки выставочный экспонат.
В одиннадцать я снова стоял перед капитаном.
Он глубокомысленно осмотрел расписание, после чего изрек:
– Плохо. Вот это, - он ткнул пальцем, - перенести сюда, а это - сюда. Добавишь строевой и уставов. Название предметов написать покрупнее, часы занятий - помельче. Наверху - "Смерть немецким оккупантам!" Сюда - портрет. Срок - три часа. Можешь идти.
Я мысленно сосчитал до десяти, скрутил лист, повернулся и вышел.
Когда я явился вновь, в два часа дня, оказалось, что Ильметьев отдыхает после обеда. Потом он был занят какими-то другими делами, и только после шести мне удалось попасть к нему.
Не глядя на расписание, капитан кинул его в угол:
– Ладно, завтра доложу командиру дивизиона. Можешь идти. Утром сам проверю, как занятия ведешь. И готовься получать пополнение.
Но ни утра, ни пополнения мы не дождались. Ночью по хатам забегали посыльные. Они стучали в окна, будили спящих, вызывали всех офицеров в штаб дивизиона.
На этот раз нас собирал сам командир дивизиона - майор Ефремов. Его все знали как смелого и знающего свое дело человека. Авторитет его в дивизионе был непререкаем, ему старались подражать не только в большом, например, в уменье быстро и точно готовить исходные данные для стрельбы и поражать цель, но и в малом - ходили слегка раскачиваясь, носили небольшие усики, повторяли его любимые словечки.
– Вот что, товарищи офицеры. Получен приказ о нашей передислокации. Посадка в эшелон начинается через час. Пополнение и матчасть будем получать в пути.
С первыми лучами солнца эшелон с нашим артполком тронулся на север. Хоть мы и грузились в срочном порядке, но ехали не спеша. Подолгу стояли на железнодорожных узлах, разъездах, а иногда и в чистом поле. На некоторых станциях нас уже ожидали маршевые батареи. Людей, технику, лошадей распределяли по дивизионам и батареям и двигались дальше. Иной раз подсаживались по два-три человека из госпиталей или отставших от других частей.
На одной из остановок к поезду подошел младший техник-лейтенант, невысокого роста, худенький, в очках. В руках у него было два больших, видимо, тяжелых чемодана. Он поставил их на землю, тыльной стороной ладони вытер лоб, достал документы и протянул их стоявшему у дверей Ильметьеву.