– Это лично вам, за содействие. И столько же тому, кто отвезет нас, – когда доедем. Найдите такого человека.

– До Ливерпуля путь неблизкий. Сутки или больше, да по таким опасным дорогам…

– Вы правы, – согласился я. – Пожалуй, возница будет достоин шести монет, а не трех.

Какое-то время трактирщик смотрел на монеты, а потом сказал то, что я и хотел услышать:

– Я мог бы сам вас отвезти. Жена тут вместо меня управится, посетителей нынче все равно мало.

Есть! Я невольно погладил карман жилетки. С предметом, лежавшим там, были связаны все мои планы на будущее, и первый пункт я, судя по всему, только что выполнил.

Планы были такие:

Добраться до Ливерпуля (город на западном берегу родного британского острова) – почти готово!

Нанять лодку (корабль? Паром? Что там люди нанимают, когда им нужно пересечь пролив?) и достичь берегов Ирландии.

Выяснить, где на ирландском острове находится легендарная деревенька, откуда отец и его сослуживцы тридцать лет назад опрометчиво увезли танамор – реликвию, способную вернуть жизнь мертвому. И нет, это не сказка, я сам видел, он оживляет! Правда, побочных эффектов у волшебного трилистника оказалось предостаточно, и эти эффекты теперь бродили по всей Великобритании.

Отправиться в деревеньку, выяснить у бывших хранителей танамора, как упокоить восставших мертвецов (кто может это знать, если не они?).

Выяснить у них же, как ожить по-настоящему лично мне, потому что упокоиться я не хочу, мне всего восемнадцать! Меня так глупо убили, а я достоин жизни. Не может столько неудач предназначаться одному человеку.

Ожить.

Начать новую жизнь, полную приключений и каких-нибудь благородных свершений. Может, стану поэтом, как лорд Байрон. Или врачом. Или поставлю балет. Живым любые дороги открыты, успею выбрать.

Предаваясь сладким размышлениям, я вышел на улицу. Бен и Молли ждали меня, окруженные саквояжами.

– Не вышло? Так и знал, – проворчал Бен.

Тем приятнее было увидеть, как вытянулось его лицо, когда из каретного сарая бойко выехала повозка. Ха, и кто из нас теперь умный братец? – Залезайте, пока не передумал, – подозрительно буркнул трактирщик: дневной свет мне красоты не прибавил. – Надеюсь, денежки при вас.

Помочь с багажом он не стремился, но Молли ловко закинула наш скарб на крышу кареты и привязала болтавшимся там ремнем, а затем помогла мне забраться внутрь. Я старался не показывать, как тяжело мне это далось, – трактирщик и так глядел с недоверием, которое грозило перевесить любые финансовые аргументы.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Бен, когда мы наконец разместились и карета тронулась.

– Великолепно, благодарю.

Байрон на моем месте тоже соврал бы. Мужчина не должен давать волю слабости.

– Вот и славно, мистер, – заулыбалась Молли. – Моя семья вам обоим так обрадуется, уж я расскажу, как вы меня спасли! Просто будьте собой, мистер, и всем понравитесь, хоть вы сейчас и… ну… страшноватый, если честно. Но ведь главное – душа, а она у вас добрая, хоть это и не сразу заметно.

Молли никогда не врет, но в такие моменты, как этот, я предпочел бы добавить в ее слова немного сладкой лжи. Я отвернулся к окну. Из-за того, что мы сделали, улицы Лондона были пусты, все таились по домам. Неприятно сознавать, что сослужил прекраснейшему городу земли такую дурную службу.

– Вот люди страху-то натерпелись, – прошептала Молли у меня за плечом. Видимо, думала о том же. – У нас ведь получится упокоить мертвых, когда мы трилистник в ту деревню вернем? Если нет, то…

Тут карета резко вильнула. Навстречу заплетающейся походкой брел восставший мертвец – судя по одежде, моряк. Чуть не угодив под карету, он и не подумал остановиться, но, когда мы проезжали мимо, он сонно повернулся в нашу сторону.

Я дернулся от неожиданности. До этого я был уверен, что мы с восставшими совершенно разные: они бессмысленные ходячие машины, а я, ну… я в порядке, мыслю и говорю как живые, разве что двигаюсь без изящества. Но моряк повернул голову, будто услышал, как его позвали, а я высунулся из окна, наблюдая за ним, и на секунду наши взгляды встретились.

Мне показалось, что сознание восставшего (отсутствующее! Какое там сознание, он же неразумный!) коснулось моего и потянуло к себе: мертвое, душное, цепкое. Я панически дернулся назад, но куда там. Он тянул меня к себе, как морские чудовища на картинах тянут на дно корабль. Что-то тяжелое ударило меня по голове, и я упал с высоты в воду, почувствовав все сразу: боль, ужас, ноющее сжатие в груди, тяжесть воды над головой. Одна рука не двигалась, вода вокруг нее была мутной. Кровь хлестала из раны над локтем, и я забил другой рукой по воде, рванулся вверх, но намокшая одежда тянула вниз, солнечный свет удалялся, превращаясь в зыбкую рябь далеко вверху. Я простирал здоровую руку к этим сияющим бликам, пока звон в голове не превратился в невыносимый гул. Мои пальцы, такие бледные в пронизанной светом воде, продолжали тянуться вверх, пока не…

– Джонни!

Кто-то встряхнул меня с такой силой, что зубы лязгнули, и я распахнул глаза. Надо мной нависали Бен и Молли, причем держали они меня почему-то на весу: он – за плечи, она – за ноги. Когда я очнулся, меня от неожиданности выронили, и я упал спиной на что-то твердое, – кажется, на мостовую. Собрав все свои интеллектуальные силы, я выбросил из головы видение удаляющихся солнечных бликов и сосредоточился на том, что происходит вокруг.

А происходило много всего: возница-трактирщик стоял рядом и вопил как резаный, Бен пытался что-то ему втолковать, Молли радостно суетилась около меня, пытаясь оторвать от мостовой, а какие-то незнакомые люди теснились поблизости и тыкали пальцами в мою сторону.