Похожий на хищного зверя еретик в густой шубе недобро усмехнулся:

– Сейчас посмотрим, кого ты тут спалишь, евнухово семя. Дева! Виконт! Сюда! Здесь этот ублюдок!..

Сальбетранский лес зашевелился, только теперь это был не шелест его голых острых ветвей на ветру. Это возникали вокруг него, сбрасывая маскировочные сетки, человеческие силуэты. Один и два и пять и…

Они ждали его. Не выслеживали, не гнали по лесу, просто терпеливо ожидали, прекрасно понимая, в какую сторону он направится.

Гримберт ощутил, как лайтер тяжелеет в руке, только тяжестью не успокаивающей, а гнетущей. Господи, подумал он, Аривальд был прав. Я самый последний тупоголовый болван во всей Туринской марке, хуже последнего сервуса со сгнившим мозгом. Я не просто попался им в ловушку, я сделал это дважды…

Дьявольские отродья. В темноте Гримберт не мог различить деталей, он видел лишь угловатые силуэты, возникающие из ниоткуда, точно рожденные плотью Сальбертранского леса. Бесплотные тени на белом снегу, они двигались ловко и уверенно, будто и бы хаотично, но в то же время отнюдь не случайным образом.

Вовсе не случайным.

Он слишком поздно сообразил, что его окружили. Взяли в клещи прежде, чем он успел хотя бы рыпнуться. Отрезали со всех сторон, грамотно и умело. В какую сторону он ни бросил бы взгляд, тот натыкался на угольные силуэты, напряженно замершие с оружием в руках или приникшие к деревьям в ожидании сигнала. В темноте он не видел их лиц, однако воображение, силясь умножить испытываемые им страдания, охотно нарисовало недостающие детали. Обнаженные в хищном оскале сточенные зубы. Богопротивные татуировки на искаженных ненавистью лицах. Отрезанные веки и отсеченные губы. Омерзительные ритуальные шрамы в сочетании с грубо вживленными в плоть имплантами и шипами.

Ублюдки, подумал Гримберт, водя из стороны в сторону деактивированным лайтером. Едва ли они постигали науку тактики под руководством лучших наставников Туринской марки. Едва ли могли отличить методический огонь от огня внакладку или рассчитать рубеж безопасного удаления. Скорее всего, у них были самые примитивные представления даже о простейших тактических построениях и маневрах. Однако у них, этих стайных хищников, было то, чего не было у него самого.

У них был опыт. Чертовски много опыта в подобных делах.

Гримберт коснулся пальцем кнопки активации, уперев воображаемый луч в грудь ухмыляющегося еретика и пытаясь не обращать внимания на доносящийся отовсюду треск. Уж его-то он успеет поджарить. Превратить в горсть золы на зимнем ветру. Смешать со снегом Сальбертранского леса. Ему даже на миг показалось, будто он ощущает сладкий запах паленого мяса.

Вот только потом…

Не требовалось великого умения управляться с цифрами, чтобы вспомнить - у лайтера лишь один заряд. Выпустив его, он уничтожит того, кто стоит ближе прочих, но и сам останется безоружным, как пчела, потерявшая жало. Безоружным среди кровожадных еретиков, лишившихся своего собрата, а может, и предводителя.

– Назад! – крикнул Гримберт, тыча вокруг себя лайтером, - Всех спалю к чертям!

– Включай, - звероподобный главарь кивнул, - Давай. Я такие игрушки знаю, видел у сеньоров. Они только раз полыхнуть и могут, потом всё.

Он точно читал его мысли, этот проклятый звероподобный ублюдок. Кто он у них? Местный жрец? Фламин?[6] Гроссмейстер? Плевать. Сейчас от него останется только горсть пепла в снегу.

– Включай.

Зверолюд шагнул к нему. Без всяких уловок и ухваток, так, точно в грудь ему упиралось не взведенное оружие, а столовая ложка или гусиное перо.

– Включай, мелкий выблядок. А уж мои ребята постараются, чтоб тебе после скучать не пришлось…

Придумают, подумал Гримберт, пытаясь проглотить плотный, как смола, комок слюны. Наверняка придумают. Для этого даже не потребуются какие-нибудь изуверские еретические пыточные инструменты. Сальбертранский лес, может, и выглядит не очень богато, но на самом деле он рад предоставить все необходимое для причинения боли ближнему своему, надо лишь обладать достаточно развитой фантазией. Едва ли еретики, измыслившие для себя несуществующих богов и ритуалы для их ублажения, отличались недостатком фантазии.

«Щипцы для орехов», вспомнил вдруг Гримберт. Вот как называл это отцовский егермейстер, посмеиваясь за пиршественным столом. Даже не пытка, на самом деле, а развлечение, известное у туринских лесорубов. В лесорубы народ подавался всякий, но обыкновенно суровый, нелюдимый и не полнящийся христианским состраданием – работа эта всегда считалась опасной и изматывающей, да и не очень почетной. «Щипцы для орехов» лесорубы обычно устраивали своим собратьям – проигравшимся игрокам, обманщикам и пойманным воришкам. Простейшая забава, не требующая ни развитой фантазии, ни хитрого инструмента, но неизменно эффективная, может, потому и полюбившаяся им.