И прежде чем первые солдаты выбежали из кабачка, Антрагэ с де Фуа уже сидели в карете. Остальные трое телохранителей устроились на козлах и запятках, один из них щёлкнул поводьями над лошадиными спинами, пуская отлично выезженных животных с места в быструю рысь. Солдатам оставалось их лишь взглядами проводить.

— О том, что за вами придёт д’Эпернон, знал герцог Мондави, — внутри кареты объяснялся с Антрагэ де Фуа. — Для него и де Кревкёра не было секретом, что маршал решит свести старые счёты с вами.

— Не только д’Эпернон, но и его величество, — уточнил, хотя и без особой нужды Антрагэ. — Я теперь предатель, как и мой покойный сюзерен, а ещё изменник и враг короля. Так что служить мне — не самое выгодное дело.

— Я не смог помочь вам на площади, и эта вина грызла меня изнутри, — признался де Фуа. — Некоторое время я вообще считал вас погибшим, монсеньор. Когда же мне стало известно, что вы живы, то просто не знал, как вернуться к вам.

В стыд де Фуа Антрагэ ничуть не верил, а вот в то, что тот просто боялся получить отставку в весьма грубой форме, — вполне. Тем более что и сам Антрагэ не знал, как бы повёл себя с телохранителем, которого также считал погибшим на соборной площади. Вот только барон был лучшего мнения о де Фуа, думая, что тот был убит, когда пытался прорваться к нему через разделивших их демонов.

— Но теперь тебе представилась отличная возможность вернуться ко мне на службу, да ещё и спасти-таки мне жизнь. Не очень, правда, понимаю, зачем тебе это нужно — я в опале, состояние моё почти исчерпано, я мятежник и враг короля. Не самый лучший хозяин, не находишь?

— Вы верно подметили, что я спас вам жизнь, искупив свою вину за малодушие на соборной площади. Однако без помощи герцога Мондави я бы не смог сделать этого. Именно он сообщил мне, что вас будут арестовывать в том кабачке, где вряд ли бы кто-то стал искать вас, монсеньор. Герцог же снабдил меня этой каретой и великолепными лошадьми.

А вот откуда д’Эпернон так быстро узнал, где искать Антрагэ, ведь полуподвальный кабачок и в самом деле не лучшее место для аристократа, даже опального. Барон готов был об заклад побиться, что де Фуа и д’Эпернон узнали о том, что он будет там, из одного источника.

— Кстати, а куда мы едем?

— В загородное поместье герцога, — ответил де Фуа. — Он не только был так любезен, что предоставил мне карету с лошадьми, но и готов укрыть вас у себя.

— Как это мило с его стороны.

Дорога до упомянутого поместья оказалась долгой. Болтать с де Фуа было особо не о чем — и Антрагэ погрузился в пучину меланхолии. Он кое-что знал о загородных поместьях Альдиче Мондави и тех развлечениях, которым тот предавался там вдали от любопытных глаз. Шила, однако, в мешке не утаишь, и слухи просачивались, несмотря ни на что. Мондави боялись собственные подданные, но куда больше страха была человеческая страсть к сплетничеству. В своё время именно через де Фуа Антрагэ собрал некоторые сведения — не более чем слухи, но должны же они на что-то опираться — о жестокости торгового князя и том, что творится в его загородных поместьях, которых у него несколько, но все расположены в исключительной глуши.

Сильно беспокоило Антрагэ и то, что по дороге он стал фактически узником. Де Фуа, несмотря на показную вежливость и обращение «монсеньор», явно служил уже герцогу Мондави. Антрагэ не давали проехаться верхом, на постоялых дворах за ним неотступно следовала пара телохранителей. Оружие у него, конечно, не отобрали, однако барон хорошо знал своих бывших людей — он бы не успел справиться с ними достаточно быстро, чтобы остальные не пришли им на помощь. На постоялых дворах они останавливались, но только днём, ночевали неизменно в карете, не останавливаясь.

— Не стоит на ночь задерживаться в этих местах, монсеньор, — оправдывал это де Фуа. — На здешних постоялых дворах то и дело люди пропадают. Приезжают вечером, а утром — уже нет их, как и не было вовсе.

— А если ночью нас на дороге разбойники перехватят?

— Так ведь для того мы, монсеньор, ближе к вечеру и отдыхаем, и коням отдых даем, чтобы они всю ночь могли хорошо идти.

— Как предусмотрительно с твоей стороны.

Антрагэ постарался, чтобы в голосе его было как можно меньше сарказма. Де Фуа сделал вид, что ядовитых ноток не заметил.

Череда постоялых дворов запомнилась Антрагэ разве что скверной пищей и кислым вином. Путешествие вообще навевало на него тоску, и пускай он подозревал, что в финале его не ждёт ничего хорошего, он был только рад смене обстановки. Охотничье поместье Мондави оказалось довольно приличных размеров, видно, что здесь он останавливается часто и проводит много времени. Слуги были отлично вышколены, и глаз на господ не поднимали. Поувереннее вели себя егеря, которых тут оказалось шестеро, однако никакой наглости, скрытой под показным раболепием, какая бывает присуща привилегированным слугам, не было и в помине.