— В покер? — снова я, а то этот красный с рогами да копытами лишь скалится нагло, так нагло, что моя воля, я б на него порчу наслала.

Правда не умею, но ради хорошего дела готова научиться.

— В дуру, — нагло ответил дьявол.

— Почему это в дуру? — не поняла я.

Дьявол хмыкнул и выдув еще чарку вина, пояснил:

— В дурака играть смысла нет, если дура здесь есть только одна.

Так, а вот это уже оскорбление. Я молча карты на стол кинула, на стул откинулась, руки на груди сложила да и сообщила внаглую:

— Хм, к слову о дураках… Дьявол, а в курсе ли ты, где находишься?

Изменился в лице рогатый. Огляделся внимательно. И что видел он? Избенку покосившуюся, стол да два стула у стены избенки той, очаг на котором мясо томилось (жрут дьяволы как не в себя, вот и подготовилась), русалок-прислужниц, да лес вокруг древний, нехоженый. А вот чего не видел, так это моровиков, бадзуллов, аук и анчуток, а еще вампиров, волкодлаков, и даже аспида с водей. Последние двое ко мне ближе всех были — один под дуб маскировался, от чего кот Ученый улыбался широко и паскудно не затыкаясь, а второй под кочку. Остальным пришлось кому как скрываться, кого магией прикрыли, кого и ветками да травой, а кого и землицей присыпали — ну не хватило на всех желающих ни магии, ни даже травы с ветками.

— Гхм, — прокашлялся дьявол, да на меня глазками красными взглянул уж вовсе не насмешливо — настороженно, — напомни-ка мне, ведьма, кто ты?

«Сделано, госпожа» — сообщила Ярина.

И вот тогда паскудно улыбнулась уже я.

Просто достал он — пока вызывала, пока умоляла на зов ответить, пока из пентаграммы выбирался неспешно, пока русалок моих да меня словами разными поносил — я молчала. А как не молчать — Ярина хоть и опытнее Леси, а ход из ада все равно вмиг не заделала, повозиться пришлось. А мне, соответственно, молчать пришлось. Такая вот она жизнь, иной раз сидишь и молчишь, потому как терпеть надобно.

— Три вопроса, — не отвечая на вопрос дьявола, который уж и пить перестал — понял, что дело не чисто, — тогда отпущу. А коли не ответишь — то извиняй, но тут дело такое… оголодали у меня кикиморы, совсем оголодали.

Побледнел дьявол. Смотрелось это знатно — сами дьяволы алые, а как бледнеют, струхнув порядком, что редко крайне бывает, лицо белыми пятнами покрываются, а вот глаза те пуще прежнего красный цвет приобретают.

— Так, а кикиморы не едят дьяволов, — резонно дьявол заметил.

Улыбнулась я паскуднее прежнего, да и протянула двусмысленно:

— Лучше бы ели…

И бледнее прежнего дьявол стал. Его понять можно было — черт то, коего кикиморы у себя привечали, умен оказался сверх меры, а потому от конкуренции заблаговременно коварно избавился, растрезвонив всем соратникам, что де у кикимор житья нет, что измотали его силу мужскую. И сбежал бы он, да токмо не уйдешь от них никак — приворожила ведунья местная да так, что никак не отворожить, ибо ведунья не простая, а лесная.

И вот только сейчас дьявол спешно анализировал все что слышал-видел, да в одной фразе вся суть была «оголодали У МЕНЯ кикиморы», и мигом смекнул рогатый, что оговорочка то была по делу.

— Ведунья! — прошипел он разгневанно. — Ты ведунья Заповедного леса! И ты озабоченная размножением!

Ну, если уж честно, то не я, а чаща моя, а в остальном:

— Три вопроса, — водя пальчиком по картам, повторила я.

Пальчик был зеленым, с длинными черным ногтем. Нос мой любимый, самый здоровенный, обзору на карты мешал, так что боялась я, что если не успеет Ярина, то и играть мне придется наощупь, ну а теперь-то уж и переживать не стоило.

— Ведунья!!! — прорычал дьявол. — Много ты о себе возомнила, ведунья!

И вскочив так, что стол мой отлетел, да об стену избенки разбился, а там и по стене хлипкой трещина пошла, разъяренный дьявол к пентаграмме решительно направился. Уверенный такой. Копыта чеканные следы на траве да земле оставляют, хвост змеей рассерженной извивается, по ногам мощным лупит, из носа клубы дыма вырываются.

Подошел дьявол к пентаграмме вызова, да и аккуратненько, боязливенько, осторожненько так ее копытцем потрогал-то. И оно ж не зря — дьяволы многое ведают, и о том, кто конкретно является ведуньей леса Заповедного знают тоже. От того и осторожность такая, ибо в прошлый то раз я, осерчав опосля проигрыша — едва до исподнего не проиграла все, в пентаграмму много чего отправила для дьяволов вовсе не радостного. В общем, с прошлым вызванным дьяволом мы расстались, прямо говоря, плохо. Совсем плохо. Очень плохо. И я не ведаю тот ли это был дьявол или другой, я в их рогатых мордах не радбираюсь, да только именно этот и взревел разъяренно:

— Валкирин!

Ну, раз узнал, так узнал — долой маскировку. И я стянула шляпу, следом маску, нос отдельно снимался, перчатки с рук стянула, маскировку домовому отдала, да и развернувшись к остолбеневшему от бешенства дьяволу, улыбнулась издевательски, ногу на ногу закинула, волосы поправила.

— Ты!!! — дьявол на меня так смотрел, словно на месте убить готов был.

А вот я хоть убей, его не помнила. Ни в лицо, ни в профиль, ни со спины даже. От того и спросила вежливо:

— Слушай, Сграхт, ты что ли?