Если отбросить все слухи и пикантные догадки, сплетни о нём сводились к трём фактам: он провёл детство в Мидлендсе, так обезображен, что его собственный отец не выносил одного его вида, и теперь он не показывается на глаза никому, кроме горстки доверенных слуг, ни один из которых не скажет о нём ни слова. Неизвестно, хранили они молчание из страха или в знак преданности, но это давало пищу для многих предположений.

Увидев, как он без усилий вскочил на лошадь, Ариэль решила, что его изъян не имеет отношения к телу, потому что он был высоким и широкоплечим и двигался как атлет. Она недоумевала, почему он не желает показывать своё лицо.

Кроме того, Ариэль задавалась вопросом, зачем лорд Фальконер прибыл в Гардсли. Вероятно, у него какие-то дела с её отцом. Это бы объяснило причину неожиданного приезда сэра Эдвина из Лондона.

Ариэль только пришла к такому выводу, как лорд Фальконер взглянул на фасад дома. Казалось, он смотрит прямо на неё, хотя трудно было сказать наверняка, ведь его лицо скрывалось в тени. Она непроизвольно отступила, не желая, чтобы её уличили в подглядывании.

«Хотя, – язвительно подумала Ариэль, – если человек одевается как средневековый монах, он должен ожидать, что на него станут обращать внимание».

Опустив взгляд, он развернул лошадь и поскакал прочь. Фальконер был прекрасным наездником и находился в таком единении с конём, что казалось, им никто не управляет. Сделав шаг вперёд, Ариэль смотрела, как он исчезает из виду.

Мрачное чудовище Бельтера. В этом человеке ощущалось что-то невероятное, столь же романтичное, сколь и трагическое. Она стала обдумывать разные способы, как его изобразить. Акварель не подойдёт: в ней недостаточно чёткости. Нужны строгие линии пера и чернил или чувственные богатые оттенки масляных красок.

Задумавшись, Ариэль некоторое время стояла у окна, пока её внимание не привлекла другая фигура, которая спускалась по ступенькам. На сей раз это оказался её отец, а за ним следовал его камердинер. Из конюшни выехала карета, они сели в экипаж, и Ариэль услышала, как кучеру велели ехать на станцию. Значит, сэр Эдвин, даже не пожелав с ней увидеться, возвращается в Лондон.

Глупо с её стороны огорчаться, ведь при встрече они оба испытывали неловкость. Кроме того, теперь она сможет подняться на крышу и нарисовать заход солнца. Но неожиданно это стало лишь слабым утешением. Закат потерял свою прелесть после того, как она увидела загадочного лорда Фальконера.

Да, для него лучше всего подойдут перо и чернила.

Лето

Ровно через три месяца после своего первого визита Фальконер снова прибыл в Гардсли. Стоял погожий день, и, презирая себя за слабость, Джеймс сделал тот же крюк через поместье, что и в прошлый раз. Состояние земель явно не улучшилось, и сено пропадёт, если его не убрать прямо сейчас, но Фальконера волновало совсем не это. На самом деле в нём теплилась надежда хотя бы мельком увидеть девушку. Но сегодня она не рисовала на холме. С дерева давно опали цветы, и теперь с ветвей свисали небольшие твёрдые зелёные яблоки. Он с сожалением повернул коня и поскакал к особняку.

Поверенный Фальконера навёл справки о сэре Эдвине Хоторне, и все подозрения подтвердились. Баронет был игроком и скандально известным соблазнителем чужих жён. Он месяцами не появлялся в Гардсли и уже многие годы балансировал на грани финансового краха.

В отчёте поверенного говорилось, что единственной дочери сэра Эдвина Ариэль исполнилось двадцать. До её восемнадцатилетия у неё была гувернантка. После чего Ариэль, по-видимому, жила в Гардсли одна, и компанию ей составляли только слуги. В тех редких случаях, когда её приглашали в общество графства, её красота и скромность вызывали всеобщее восхищение, но, вероятно, из-за репутации отца и отсутствия приданого она не получала достойных предложений руки и сердца.

Фальконеру с трудом в это верилось. Ведь не могут же мужчины Кента быть настолько слепыми и алчными, чтобы не замечать такое сокровище только из-за бедности.

Дворецкий провёл Фальконера в гостиную в передней части дома, сообщив, что сэр Эдвин в скором времени выйдет к гостю. Джеймс невесело улыбнулся. Будь у баронета деньги, он бы стоял наготове с банковским векселем в руках. Сейчас он, наверняка, сидит в своём кабинете и отчаянно пытается придумать, как спасти свою расточительную шкуру.

Фальконер расхаживал по гостиной, когда до него донёсся разговор на повышенных тонах. Нервный тенор баронета перебивали высокие женские интонации. Джеймс прошёл через двустворчатые двери в гостиной, которые вели в приёмную. Голоса стали гораздо громче, и он увидел дверь в кабинет сэра Эдвина, где вёлся спор.

– Ты выйдешь за него замуж, потому что я так сказал! – проговорил баронет. – Только это может спасти нас от разорения.

Фальконер никогда не слышал голоса Ариэль, но сразу понял, что ей принадлежат мелодичные и нежные нотки.