Двери открылись легко, почти бесшумно, и первое, что я увидела, было высокое зеркало в человеческий рост, стоящее в углу так, что в нем отражалась почти вся комната, освещенная желтоватым светом: книжные шкафы, закрытый комод, заваленный сверху бумагами, кусок стены, письменный стол. За этим столом, положив руки под голову, спал незнакомый мне человек.

Я не успела оторвать взгляд от зеркала и обернуться, как он проснулся, словно почувствовал, что я здесь. Проснулся, поднял голову и посмотрел на меня прямо из зеркала, пристально и чуть хмуро, будто бы не понимал еще, что происходит. Примерно как я пару минут назад.

Я развернулась так резко, что еще одна из свечей потухла, оставив в воздухе тонкую нить дыма.

– Д-д-доброе утро, – прохрипела я, не придумав ничего лучше.

Он выпрямился и зевнул, прикрывая рот ладонью. На пальцах сверкнули кольца. Я запнулась и растеряла все слова, которые могла бы сказать, только смотрела вперед, чувствуя, как начинают пылать щеки.

Он был бледным настолько, что это бросалось в глаза, худое лицо казалось изможденным из-за глубоких теней под глазами, но ни усталость, ни заспанный вид не делали его менее… красивым? Даже, наверное, наоборот. Они ему шли, как некоторым идут мешковатые свитера и растрепанные волосы – то, что иных неудачников, простых людей, превращает в чудовищ. Если бы я видела этого человека раньше, я бы точно его запомнила. Такие мальчики красоты небесной, о скулы которых можно порезаться, обитают в других мирах. Не там, куда заглядывала я.

Парень провел рукой по волосам, таким явно привычным жестом убирая длинные черные пряди со лба, и уставился на меня, по-птичьи наклонив голову набок. Он молчал и едва заметно хмурился, разглядывая меня, отчего в его лице появлялось что-то недоброе.

Хищное.

Мне почему-то резко расхотелось выяснять, как я тут оказалась.

Я поежилась под едким и прямым взглядом и поудобнее перехватила канделябр, который так и норовил выскользнуть из рук. Руки мне хотелось спрятать за спину, чтобы скрыть их дрожь, еще и рукава натянуть, но нет.

– Я дико извиняюсь, – сказала я уже не таким хриплым голосом. – Не могу вспомнить ничего из вчерашнего вообще. Может, ты просто дашь мне адрес, я вызову такси и свалю, пока мне не пришлось краснеть за свои подвиги?

Чужой взгляд зацепился за канделябр, тонкие губы дернулись в усмешке – один краешек пополз вверх, словно вся ситуация казалась незнакомцу забавной. Он все еще молчал, только продолжал рассматривать меня со странной смесью любопытства и пренебрежения. Что-то мне объяснять, кажется, никто не торопился. Удерживать, видимо, тоже.

Я вздернула подбородок, храбрясь, подошла ближе – и поставила канделябр на стол.

– Ладно, – сказала я и пожала плечами, стараясь не выдать ни страха, ни восхищения, ни удивления – рубашка на этом молчаливом товарище была слишком уж старомодная, словно он вернулся с готской тусовки или сбежал с репетиции какого-нибудь “Гамлета”. – Если ты не хочешь говорить, то я, пожалуй, пойду. Дверь закрыть не забудь!

Надеюсь, хоть район окажется знакомым.

Он наклонил голову на другой бок и улыбнулся чуть шире – и не менее криво. К пренебрежению и любопытству в его взгляде добавилось что-то новое, похожее на ехидное ожидание.

«Ну-ну, – говорил этот взгляд. – Давай попробуй».

Я поджала губы и попробовала.

Положила ладонь на дверную ручку.

– Не получится, – раздался за спиной чуть хриплый, прохладный голос.

– Что, прости? – не без ехидства спросила я, толкая дверь.

Не получилось.

– Доброе утро, – сказала она.

Хрипло, словно за пару часов без сознания разучилась говорить.

Кондор выпрямился и зевнул, для приличия прикрыв рот ладонью. И только после этого, кажется, действительно проснулся.

Девица так и стояла у двери, не двигаясь с места, и смотрела на него, следила за каждым движением настороженно и сердито. И боялась, сжимая в руках тяжелый канделябр. «Может быть, – подумал Кондор, убирая волосы со лба, – еще сама не понимала, как сильно боится».

Две свечи уже погасли, одна – когда ей полагалось, вторая – только что от неловкого движения девицы. Хорошо, что не уронила, и на том спасибо.

На ней была одежда, казавшаяся выцветшей и потертой. Темная, неприметная. Не такая, которую здесь полагалось носить кому-то вроде нее. Пожалуй, если не присматриваться, если скользнуть по этой конкретной девушке взглядом, как по чему-то малозначимому, то и не поймешь, кто перед тобой – маленькая женщина, растрепанная и напуганная, или юноша в странной одежде, тоже напуганный и тоже растрепанный.

Она вздрогнула и поудобнее перехватила канделябр, словно планировала защищаться им от чудовищ и теней, которых Кондор, как полагается злому чародею, должен был на нее натравить, но с места пока не сдвинулась. Ее взгляд был прямым и, несмотря на страх, цепким и любопытным. Кондор подумал, что его давно не рассматривали так жадно и пристально, с плохо скрываемым восхищением, совершенно искренним и, кажется, бескорыстным.

– Я дико извиняюсь. – Голос девицы, как Кондор не без неприятного для себя триумфа отметил, хотя уже и не был хриплым, но чуть заметно дрожал. – Не могу вспомнить ничего из вчерашнего вообще. Может, ты просто дашь мне адрес, я вызову такси и свалю, пока мне не пришлось краснеть за свои подвиги?