Шрифт:
– Ну как знаешь, – повел плечами Опарин. – А то бы и моего взял.
– Двоих их нельзя держать вместе, – смахивая рукавом рубахи пот с лица, вымолвил он. – Они ж и без того постоянно дерутся.
– И чиво? – не понял казак.
– Ну как же – из-за Любки моей. Все никак поделить ее не могут.
Больше они в тот день этого вопроса не касались. Если говорили, то о пустяках. А когда Платон закончил работу, Федор расплатился с ним серебром и ускакал к себе в острог.
Глава 7. Темные ночи
1
Оставив за себя старшим в крепости Ефима Веригу, Черниговский рано утром увел свой небольшой отряд в двадцать сабель в поход.
– Ну чо, Тимоха, пойдешь со мной вечером в слободу? – проводив отца, спросил брата Петр.
– А чо я там забыл? – ухмыльнулся Тимофей.
– Ну как чо? Девок будем щупать. У моей Любашки сеструха есть, Варькой зовут. Уж такая басенька! [57] Глянешь – и тут же влюбишься, – уговаривал брата Петр.
Тимоха лениво зевнул.
57
Бася, басенька – милашка.
– Всех басей не устависся, всех не перецелуешь, – этак равнодушно проговорил он.
Петр стал злиться.
– Тебе старший брат чиво говорит? Вот и не упорствуй! – строго глянул он на Тимоху. – Тут ведь еще вот какое дело. Слободские-то не шибко нашего брата жалуют. Али не видал меня с синяками? То-то же. А вдвоем мы – сила. Возьмем с собой по крепкой сосновой бочине – и пусть только сунутся!
– Ну рази ж только для подмоги – тогда я согласен, – промолвил брат.
Что и говорить, не в отца пошел Тимофей. Это Петр все по девкам бегает, а этому что они есть, что их нет. Он больше подраться любит, в улыски [58] поиграть ножичком да постоять в воде с удочкой. А когда река мелела, мог целыми днями лазать с бредешком по отмелям, собирая со дна всю мелочь. Когда подрос, стал промышлять рыбу вместе с казаками, запасая ее на зиму. Ставили сети, черные снасти-самоловы с кованцами [59] , переметы на живца. Река-то рыбистая, уловистая. И так до Семена-дня, пока вода в реке не остынет и рыба не ляжет зимовать в ямы.
58
Улыски – игра в ножички.
59
Кованцы – большие рыболовные крючки.
Однако и зимою рыбарям не сиделось дома. Но тут были свои премудрости ловли. Тимоха с детства знал, какая снасть для чего годится, будь то лето или зима. Знал, что в зимние холода лучше всего рыба ловится там, где хорошее течение. В спокойной реке оно не так. А вот в больших, глубоких водоемах, прудах и озерах и того хуже. Там подводная жизнь почти останавливается до прихода весны.
И все ж даже в разгар глухозимья рыба не перестает гулять в поисках пищи, хотя и не так живо. Но для того, чтобы ее поймать, нужно хорошо знать ее повадки. Зимою ее надо искать возле подводных родников, впадающих речек или ручьев и на больших перекатах. Живца же можно словить и под самым берегом, даже в тех местах, где воды между льдом и дном меньше четверти аршина.
А вот Тимоха с наступлением холодов любил ставить снасти там, где под толщей льда находились свалы и коряжник, а также на перепадах глубин. Там ему больше всего везло на крупную рыбу. А вот в места, где на дне были отмирающие водоросли, он не ходил. Рыба эти участки избегает, потому как старая трава только и делает, что поглощает воздух, которого зимой и без того в воде недостаток.
Тайга тоже влекла Тимоху. В студеную пору он ставил петли на зайца да кулемы [60] на мелкого зверька, а, бывало, что взрослые брали его и на коз, а то и на медведя.
60
Кулемы – ловушки.
И все же больше всего он любил реку. Вот и сегодня он хотел вечерком бросить сеточку, однако вместо этого ему придется пехом ковылять в слободу. Были бы хоть лошади. Но где их взять? Может, подговорить товарищей да прогуляться за Амур? Глядишь, и на конях вернутся домой. Главное, не робеть.
Как только начало вечереть, братья, прихватив на всякий случай по увесистой бочине, отправились в Монастырскую слободу. По уговору, Любашка должна была ждать Петра в небольшом лесочке, что за крайним тыном, однако ее там не оказалось.
– Забыла, что ли, об уговоре? – удивился Петр. – А может что случилось?
Решили еще немного подождать. А вдруг придет? Стали прислушиваться к каждому звуку.
Вот со стороны слободы донесся до них незлобный собачий брех. Это они на коров, которых пригнали с пастьбы.
– Ычь! Ычь! – кричал пастух и звонко хлопал плетью.
Следом послышался голос какой-то хозяйки, кликавшей своих гуляющих по улицам свиней:
– Чух-чух-чух! Чух-чух-чух!
Хозяйствуют слободские ладно. И овчарни здесь у них есть, и коровники с бычками и стельными коровами. Есть даже в одном дворе бычок, который гордо носит кличку Князец.
Ветряная мельница вот недавно здесь появилась, построенная по всем старым правилам. Правда, покуда жернова ее не притерлись, потому помол выходит чересчур грубый. Так что зерно со всей округи по-прежнему везут к монахам. У тех хоть меленки и небольшие, но зато работают справно.
Когда ждать братьям надоело, они решили идти на разведку. Главное было не нарваться на Любашкиного отца. Тот, как казалось Петру, недолюбливал его, потому даже на приветствия его не отвечал. Глянет порой исподлобья и пройдет мимо. И в чем же, интересно, я провинился перед ним? – думал парень. Но спрашивать коваля не решался. А вдруг рассердится. Ну а с ним шутить себе дороже. Рука-то у него тяжелая, как молот. Хряснет – мало не покажется.