— Фижмы ломает. А которые на китовом усе — режет. Я ножницы, коими овец стригут еле нашла, когда государыня их сегодня запросила.

— Зачем? — Ягужинская почувствовала, как расширяются ее глаза. Она моргнула, чтобы отогнать картину сломанных каркасов и обвисших тряпками платьев. Хоть Филиппа и не требовала каждый день новое платье, и даже имела несколько особо любимых, но все они надевались поверх фижм, некоторые из которых были даже шире, чем те, что надеты сегодня на самой Ягужинской.

— Сказала, что они ее в грех ярости вгоняют. Что она хочет легкости движений, а не поворачиваться каждый раз боком, чтобы в дверь войти.

— Но… — Анна Гавриловна сжала пальцами виски. — Как же государыня собирается надеть хоть одно платье, ежели нет каркаса? Они же просто не будут смотреться. Уж не собирается же она эпатировать двор, расхаживая либо в бесформенной тряпке, либо вообще в пеньюаре?

— Во-о-о-т, — подняла палец вверх Дарья, как звали эту миловидную девушку, приставленную к государыне, после того, как ее проверили и перепроверили: Ушаков, затем Михайлов, потом опять Ушаков. — Я тоже самое государыне сказала, а она меня выгнала.

— Гаспаряна сюда, живей! — дверь опочивальни слегка приоткрылась и до ожидающих императрицу придворных донесся раздраженный голос Филиппы.

— Семен! Семен! — позвала Анна Гавриловна, и в комнату тут же заскочил Голицкий, который временно замещал захворавшего Воронцова на месте секретаря государыни. — Семен, Гаспаряна сюда, быстро. Да пущай все принадлежности свои портняцкие с собой тащит. И не медлит ни секундочки! У нас тут, похоже, катастрофа намечается, — и она, решительно подхватив юбки, направилась прямиком в спальню, дабы попытаться успокоить не с той ноги вставшую государыню, и оценить масштаб этой самой катастрофы, к которой вроде бы не было никаких предпосылок еще вчера.

Сегодня они должны были направиться с проверкой в школу для девочек так называемого среднего сословия, открывшуюся здесь в Москве стараниями самой Филиппы. Из лучших учениц этой школы, которые покажут прилежание и усвоение различных наук, кои им будут преподаваться, а также покажут себя как имеющие определенный вкус юные особы, будут набираться в уже через три года курсистки в Институт благородных девиц, который вовсю организовывает Меншикова в Петербурге. Девочки же из дворянских семей и высшего купечества обычно находятся на домашнем обучение, и так или иначе к поступлению в будущее престижное учебное заведение будут подготовлены. Как бы не хотел государь, чтобы было иначе, но первые курсы будут набирать именно что из аристократок и дочерей купцов первой гильдии, и это добавит престижу институту, куда в скором времени будут набирать и дочерей небогатых дворян и девочек из менее богатых семей купцов и промышленников, разумеется после окончания школ для девочек, кои государыня планирует открыть по всей Российской империи и даже объявила о сборе пожертвований на сие благое дело. Пожертвования копились на специальном счету в государственном банке и распоряжался ими князь Черкасский лично, который и сам внес внушительную сумму на сей счет.

Институт же благородных девиц грозил стать дюже престижным еще и из-за того, что Филиппа подала проект приказа государю на утверждение о создании мест в Министерствах для своих придворных дам, кои захотят дела, отданные ей самой на откуп, и которые, похоже, закрепятся за всеми последующими императрицами, курировать. Сама же Филиппа чувствовала, что уже не справляется с грузом обязанностей, которые не иссякал, а становились лишь больше, и все чаще и чаще привлекала себе в помощь своих фрейлин, которые, в общем-то были не против, потому что так чувствовали, что действительно помогают своим измотанным вконец мужьям, отцам и женихам. Это даже становилось модным на ассамблее этак небрежно обмахнувшись веером проворковать:

— Боже, я так устала, весь день проведя в церковной школе, проверяя нужды детей, коих попы грамоте учат, и составляя списки для кабинетов обеспечения с самыми насущными, что едва успела ванну принять, прежде, чем сюда ехать. Даже платье новое некогда примерить, пришлось в этом ехать, хотя я именно в нем на прошлой ассамблее была.

Если государь утвердит эти кураторские места из назначений государыни, то кого попало и по протекции туда брать не станут, только после сложного экзамена, потому что основным требованием станет необходимость что-то понимать в том деле, которое собираешься курировать, а для этого необходимо постичь кое-какие науки. Не все, упаси Господи, но некоторые, в пределах разумного, дабы привить понимание происходящих дел. И именно это было поручено организовать Меншиковой государем в первую очередь.

Школу же здесь в Москве взялась основывать близкая подруга Анны Гавриловны Наталья Лопухина. Государь дозволил ей взять дело в свои руки, изволив пошутить при этом, что все бабские дурости в головах рождаются из-за того, что скука заедает их смертная. А коли к делу женщин пристроить, то и не налюбуешься на голубок. Сама Ягужинская не знала, насколько он был в тот момент серьезен, но что отчасти прав, было по Лопухиной видно, потому что помогать ей государь даже и не собирался, и распоряжений своим чертовым министрам таких тоже не давал. Денег выделил, чей-то конфискованный дворец передал и все, больше никто не поможет тебе, сама крутись, коли вызвалась. Лопухина, известная сплетница и болтушка, начала крутиться, да так, что никто от нее в последнее время ни только сплетен, просто речей мало слышал. Да и на ассамблеях ее не было в последнее время видно и даже на домашних вечерах, вошедших в моду еще во время траура по царевне Наталье, да так и продолжающихся пользоваться успехом. Лопухиной же было не до развлечений, она нередко плакала по вечерам, приезжавши к Ягужинской после изнурительного заботами дня. Но Анна Гавриловна ничем не могла помочь подруге, только что утешить, потому что у нее и самой дел было по горло.

Справилась в итоге Лопухина. Школа гордостью ее стала, ее детищем, и государыня даже захотела оценить это детище, познакомившись с подопечными и наставницами, и вот с утра такой конфуз.

Филиппа сидела на полу в груде приведенных в абсолютную негодность панье, разобранных на мелкие планки или же изрезанные неровными кусками, закрыв лицо руками. Анне Гавриловне даже почудилось, что она всхлипнула.

— Государыня, Елизавета Александровна, — Ягужинская вздохнула и с трудом, но сумела опуститься на пол рядом с Филиппой. — Что произошло? Что привело тебя в такое волнение?