Дальше Ф.Э. Арэ приводит слова Георгия Бальдыша: «Наталья Петровна осталась одна …на даче, отрезанная в ноябре наступлением белофиннов».

Я прекрасно помню, как к нам домой на Каменный остров приходил Георгий Бальдыш, он тогда собирал материал для написания книги «Бехтерев в Петербурге – Ленинграде». К сожалению, уже тогда не было в живых ни бабушки, ни дедушки, поэтому рассказы были в основном со слов моей мамы. Потом он нам подарил напечатанную книгу с надписью: «Внукам и правнукам великого Бехтерева с благодарностью за помощь в создании этой книги. От автора. 2 декабря 1980 г». Папа, прочитав книгу, сказал: «Ну и насочинял!».

Действительно, в этой книге столько живописного художественного вымысла, что когда читаешь, думаешь, наверное, все так и было. Поскольку Ф.Э. Арэ в своей статье ссылается на книгу Бальдыша, то, может быть, «тяжкая болезнь и недееспособность» Натальи Петровны появились в его воображении по ассоциации с полностью вымышленным в этой книге эпизодом: «Вот и я свою подругу потерял. Трудно сказать, чего бы я достиг без ее советов, подсказок, без ее забот. Схоронил недавно – Знаю, знаю. Да она уже из-за границы приехала у вас хворая. Устала, наверное, от разлуки. Достойная женщина была Наталья Петровна».

Возможно Георгий Бальдыш, как писатель, решил перенести время действия события и применил литературный прием «гротеска». Моя мама, в моем присутствии, рассказывала ему о болезни Натальи Петровны в 1919 году, когда та тяжело болела воспалением легких, долго лечилась и, к общему счастью, поправилась. О том, что Наталья Петровна болела в те годы и выздоровела, в своих воспоминаниях писала и Мария.

А потом эти и им подобные «художественные» сочинения идут в народ, и в результате – «что написано пером, не вырубить топором».

С 1917 года для каждого человека нашей страны жизнь круто изменилась. Когда я спросила тетю Мусю (я так называла Марию, как она просила, т.к. дома ее все называли Мусей), как началась революция, она ответила: «Очень просто. Пришли матросы с винтовками. Папы дома не было. Взломали дверь гаража, забрали папин «Мерседес» и уехали на нем. Больше мы «Мерседеса» не видели. Так началась революция».

1925 год. Последнее лето, проведенное вместе в усадьбе «Тихий берег»

Владимир Михайлович с детьми (Катей, Петром и Владимиром)

Этот период в своей автобиографии описывает и сам Владимир Михайлович:

«Но нельзя скрыть и того, что в первые годы Октябрьской революции научная деятельность в означенных учреждениях, и в том числе, лично моя деятельность, затруднялась, в невероятной степени по причине тяжелых материальных условий, особенно в период голода и военного коммунизма, при отсутствии света в домах и в учреждениях, при невероятном иногда холоде в последних по причине недостатка или даже почти полного отсутствия средств сообщения. Многие ученые, как известно, бежали за границу. И мне, конечно, предоставлялись разные возможности переезда за границу; но я ничуть не завидовал тем, которые предпочли заграницу своему дому, хотя должен сказать, что мне вместе с семьей приходилось в голодные годы питаться нередко лишь овсом и ржавой селедкой или воблой. Однако, другим приходилось в это время еще хуже, ибо, как известно, вымирали от голода даже целые больницы, и гибло от голода неисчислимое количество рабочих и крестьян».

Нам было известно, что у нас есть американские родственники, но мы не знали, как и где они живут. Однажды раздался звонок по телефону, звонил Андрей Петрович Бехтерев (брат академика Натальи Петровны Бехтеревой) и сообщил, что у него сейчас находятся в гостях Мария с дочерью, и они очень хотят приехать к нам познакомиться и побывать в родном доме на Каменном острове. Ему как-то удалось разыскать Марию. Безусловно, мы были рады, впрочем, Андрея Петровича мы тоже видели в первый раз. А привезла их всех невестка Андрея Петровича. Это было в 1992 году. После этой встречи у нас с Марией и ее дочерью Верой сложились очень хорошие и теплые отношения, началась переписка. А потом и ее сын, Михаил Данилевский, приехал в Петербург по своим скаутским делам и остановился у нас. Тогда мы познакомились и подружились с Михаилом, как полагается родственникам. Он с 1945 года состоял во Всемирной скаутской Организации Российских Юных Разведчиков (ОРЮР). В то время он был уже Старшим скаутмастером и руководителем этой организации. Эта организация, запрещенная в СССР, создана в России еще до революции О.И. Пантюховым, который на скаутском съезде в Новочеркасске был избран Старшим скаутом России.

Во всех последующих поездках в Россию Михаил всегда останавливался у нас дома на Каменном острове. А в 1994 году он пригласил нас к себе в Вашингтон. Тогда нам с мужем и сыном удалось побывать не только у него в гостях, но и в американском скаутском лагере, а потом и у тети Муси во Флориде (в пригороде города St.Petersburg). У них там был небольшой домик (по- нашему дача), куда Муся любила ездить на лето из Сан- Франциско (где жила постоянно с дочерью Верой и ее семьей).

В год 150-летия со дня рождения В.М. Бехтерева, на торжество по этому поводу, НИПНИ им. В.М. Бехтерева в Санкт- Петербурге пригласил всех родственников. Тогда мы познакомились и с детьми Миши и Веры. И только в 2007 году, наконец, вместе со всеми американскими родственниками мы сидели за одним большим столом у нас дома на Каменном острове, где любили встречать гостей бабушка с дедушкой и мама с папой. Этого момента они так и не дождались. Очень жаль, что не было с нами уже и Марии, которая умерла в Сан- Франциско 29 октября 1997 года, прожив более 93 лет.

А задолго до этих событий я видела Марию у нас дома, на Каменном острове, через щелочку в двери. Это было в 1961 году, тогда мне было 9 лет, и я не понимала, почему меня закрыли в комнате и велели не выходить. Смотря тайком за происходящим в закрытой от меня комнате, я наблюдала такую картину: за столом сидели дедушка, бабушка, Таня (их дочь), тетя Катя (дедушкина сестра) и какая-то незнакомая тетка. Они пили чай и разговаривали между собой. Иногда почему-то плакали, иногда смеялись. Я хотела подслушать, о чем говорят, но когда приоткрывала дверь, ее закрывали, погрозив мне пальцем.